— Как?
Девушка рванулась вперед и обогнала Валентина.
— Если я тебе это скажу, то ты обойдешься без меня.
— Ты ужасная женщина… — начал было Валентин, но Вероника перебила его;
— Знаю, знаю. Я бы убила тебя, но ты уже мертв, поэтому мы и находимся здесь. Пошли.
— Я бы и сам догадался, — сказал Валентин, просунув руку в окно, которое он только что разбил, и открывая шпингалеты. — А ты могла бы остаться в машине.
— И что бы ты делал здесь в темноте? — спросила Вероника, направляя луч фонаря ему в лицо. — По крайней мере я догадалась взять с собой фонарь, и ты должен благодарить меня.
— Я буду очень благодарен тебе, если ты останешься там, где сейчас стоишь, — сказал Валентин, перемахнув через подоконник. — На улице.
— Если я останусь здесь, то со мной останется и мой фонарь.
Валентин взглянул в темноту комнаты, потом повернулся, сердито посмотрел на девушку и протянул ей руку, помогая залезть в окно.
— Ну вот, я знаю, ты теперь видишь вею ошибочность своего упрямства.
— Я хочу увидеть только одну вещь, — сказал Валентин, осматривая комнату 342 вокруг себя. — Где она?
— Вон там, — ответила Вероника, ее сердце было готово выпрыгнуть из груди. Ее охватило безумное желание схватить Валентина за руку и умолять не смотреть Библию.
Но это было бы слишком эгоистично с ее стороны. И бесполезно. Они с Валентином не могли дальше идти по той дороге, по которой шли до сих пор. Слишком сильной была их связь. Рано или поздно они обязательно соединились бы, и в результате Валентин потерял бы свою душу, а Вероника никогда не простила бы себе этого.
Вечный покой был единственным решением. Единственным правильным решением, сказала себе девушка, несмотря на охватившие ее сомнения, когда луч фонаря упал на Библию.
Вскоре они открыли книгу, и Вероника, перелистнув несколько страниц, нашла родословное дерево Клэр.
— Я чувствовала это. Здесь все заполнено. — Она внимательно просмотрела страницу, замирая от страха. — Вот Эмма. — Ее палец поднялся выше, до имени Клэр. Вероника перевела взгляд на противоположную ветвь, где должно было быть имя отца.
— Никого, — выдохнул Валентин, — пусто.
Было ли облегчение в его голосе или ей только хотелось услышать это?
— Итак, сегодня вечером мы не узнаем ответа.