Была одна альтернатива, которая казалась наиболее привлекательной, но для ее воплощения в жизнь наряду с обычным набором — деньги, технические возможности и дипломатия — требовалась немалая доля политической изобретательности. Предполагаемый маршрут проходил через Афганистан и Пакистан, где часть газа должна была потребляться внутри страны, а часть сжижаться и уходить на экспорт. Остальной газ должен был идти по трубопроводу дальше на юг, в Индию. Также предполагалось построить нефтепровод протяженностью 1600 км, чтобы доставлять нефть из внутриконтинентальных месторождений Центральной Азии на азиатские рынки, минуя Иран и Персидский залив. «Афганский участок трубопровода составит всего 700 км», — оптимистично заявил руководитель одной нефтяной компании на слушаниях в конгрессе. И у этого маршрута была еще одно решающее преимущество: он казался «самым дешевым с точки зрения транспортировки нефти».
Это была отличная идея, и ею заинтересовалась компания Unocal, один из небольших американских мейджеров. Эта калифорнийская компания уже занимала прочную позицию как поставщик природного газа в Юго-Восточной Азии, и также была одним из пионеров AIOC, где ей принадлежало 10 %. Когда проект Баку — Тбилиси — Джейхан был запущен, вспоминает Джон Имле, президент Unocal: «Мы задались вопросом, что будет следующим? У Туркменистана было много газа, но все его трубопроводы шли на север, а русским газ был не нужен. Мы исходили из того, что Центральной Азии требовался выход к Индийскому океану». Unocal была настолько убеждена в потенциале задуманного, что придумала ставший знаменитым лозунг «Счастье — когда много трубопроводов».
Для Unocal туркменский проект был шансом изменить правила игры, прорваться в ряды международных супертяжеловесов. Вице-президент Unocal Марти Миллер, руководитель проекта, называл его «полетом на Луну» — самым фантастическим в портфеле перспективных проектов компании. Это была идея на $8 млрд и, кроме того, это было «два товара по цене одного» — два трубопровода для газа и нефти. Первый получил название Трансафганского газопровода (в английской аббревиатуре TAP), второй — Центральноазиатского нефтепровода (CAOP).
Трубопроводы TAP и CAOP (последний читается как «кэп») открыли бы мировым рынкам доступ к туркменским ресурсам, а Афганистану обеспечили бы доход от транзита, который мог стать весомой альтернативой доходам от выращивания опиума. Газопровод TAP обеспечил бы развивающуюся экономику Пакистана и Индии природным газом, который, как показывали расчеты, должен быть дешевле импортного СПГ. По нефтепроводу CAOP могло поступать до миллиона баррелей нефти в день с юга Туркменистана и других месторождений Центральной Азии[56].
Unocal хорошо понимала, что самые быстрорастущие рынки XXI в. будут находиться именно в этом регионе. Однако, в свете существующих реалий, она исходила из того, что основными рынками сбыта туркменской нефти станут Япония и Корея. Китайский рынок на тот момент был настолько незначителен, что едва ли стоил внимания. Страна всего два года назад перестала экспортировать нефть и превратилась в ее импортера. В то же время газовый проект играл на руку некоторым высокопоставленным политикам в Индии, которые надеялись, что газопровод свяжет Индию и Пакистан общими интересами, что поможет преодолеть десятилетия конфликтов и противостояния. Они называли его «газопроводом мира».
Сказать, что проект был «сложным», значит не сказать ничего.
Главной транзитной страной для обоих трубопроводов был Афганистан, но в середине 1990-х гг. это государство едва ли можно было назвать функционирующим. В течение 10 лет страну разрывала на части война между советскими войсками, вторгшимися сюда в 1979 г., и афганскими моджахедами, поддерживаемыми Пакистаном, США, Саудовской Аравией и другими. «Главной ошибкой [Советского Союза] было непонимание сложности афганского общества, состоящего из множества этнических групп, кланов и племен, его уникальных традиций и незначительности роли государства, — впоследствии сказал советский президент Михаил Горбачев. — Результатом стало нечто обратное тому, что замышлялось: еще бóльшая нестабильность, война с тысячами жертв и опасные последствия для моей собственной страны». Горбачев знал, о чем говорил. Последние части «ограниченного контингента» покинули Афганистан через Термезский мост в феврале 1989 г.[57]
Но после окончания войны мир ожидали другие потрясения — крах коммунистической системы и война в Персидском заливе, — Афганистан выпал из внимания мирового сообщества, и про него забыли. Это было серьезной ошибкой, последствия которой спустя десятилетие ударили по миру. Страна скатилась в хаос гражданской войны и беззакония, отданная на откуп враждующим между собой полевым командирам. В 1994 г. среди радикально настроенных исламистов («учащихся религиозных школ» или «талибов») зародилось движение Талибан, целью которого было взять ситуацию в стране под контроль и восстановить закон и порядок, как оказалось, радикальный исламский закон и порядок. Сплотив вокруг себя многочисленных сторонников, талибы начали кампанию по борьбе с коррупцией, преступностью и ненавистными полевыми командирами. Очень быстро, разъезжая на пикапах Toyota с установленными на них пулеметами, они превратились в смесь народного ополчения и сил быстрого реагирования, закаленных в войне с Советским Союзом. Талибы взяли под контроль практически весь юг страны, где в основном проживают пуштуны, и провозгласили его независимым государством Исламский Эмират Афганистан[58].
Еще одним препятствием для строительства TAP и CAOP была историческая вражда, временами выливающаяся в открытые вооруженные конфликты, между Индией и Пакистаном, двумя странами, которые должны были стать важными рынками сбыта для поступающего из Туркменистана нефти и газа. Их вооруженные силы были созданы для того, чтобы воевать друг с другом, поэтому конфликты часто казались неизбежными.
Да и сам Пакистан с его спорной политикой находился в состоянии постоянного политического кризиса. Пакистанская разведслужба ISI финансировала движение Талибан, как она полагала, для защиты стратегических интересов Пакистана. В частности, предполагалось использовать пуштунов в качестве буфера, ограждающего Пакистан от проиндийски настроенного Кабула. Последующие события показали, что это было просчетом исторического масштаба. Потому что полтора десятилетия спустя Аль-Каида и объединенные афгано-пакистанские силы талибов поставили под вопрос саму легитимность существования государства Пакистан и предприняли попытку дестабилизировать и свергнуть правящий режим и заменить его исламским халифатом.
Еще один ключевой вопрос нужно было решить в самом Туркменистане: заручиться эксклюзивным правом на реализацию проекта. А это значит, предстояло иметь дело с одной из самых одиозных и эксцентричных фигур постсоветской эпохи — Сапармуратом Ниязовым, бывшим первым секретарем ЦК Коммунистической партии Туркмении, ставшим после распада Советского Союза ее пожизненным президентом и абсолютным диктатором. Ниязов провозгласил себя «туркменбаши» — отцом всех туркмен. Выстроенный им в стране культ личности имел мало себе равных в XX в. (Однажды в беседе он объяснил, что это было частью его плана по формированию идентичности и самосознания нового туркменского национального государства.) Его портреты и позолоченные статуи были повсюду. Названия месяцев и дней недели были переименованы в честь его матери и других членов семьи, погибших при землетрясении 1948 г. Сам Ниязов воспитывался в детском доме, что впоследствии сыграло ему на руку. В советские времена он был избран руководителем республиканской коммунистической партии после того, как его предшественник был смещен с должности из-за скандала вокруг кумовства: тот продвинул на высокие посты слишком много родственников. Говорили, что в карьерном взлете Ниязову помогло как раз отсутствие родственников. Как только Туркмения стала независимой, Ниязов вычистил школьные библиотеки и заполнил их своим многотомником «Рухнама» — хаотичным собранием автобиографических заметок, нравственных наставлений и философских размышлений о туркменском народе. Он отменил клятву Гиппократа — теперь врачи присягали на верность самому Ниязову, сократил продолжительность обучения в заведениях среднего и высшего образования, запретил оперу и балет как «чуждые туркменскому менталитету» и строго порекомендовал женщинам на национальном ТВ не пользоваться косметикой.
Будучи чрезвычайно авторитарным в большинстве вопросов, в одном Ниязов проявлял удивительную либеральность — в том, что касалось природных ресурсов страны. Ниязов продал туркменский газ одновременно двум покупателям. Unocal считала, что она получила эксклюзивные права на экспорт основных газовых ресурсов. Но точно так же считала аргентинская компания Bridas, поддерживаемая Пакистаном. Как сказал один представитель Unocal, компанию беспокоило, что Ниязов не понимал, что требуется для «реализации проекта такого масштаба»[59].
Тем не менее к осени 1995 г. Unocal достигла предварительной договоренности с Туркменистаном. Ниязов приехал в Нью-Йорк на празднование 50-летней годовщины Организации Объединенных Наций, и Unocal воспользовалась этим, чтобы организовать торжественную церемонию подписания соглашения в штаб-квартире Americas Society на Парк-авеню. После церемонии состоялся обед в большом зале имени Симона Боливара. На подставке посреди зала стояла огромная карта региона, на которой были отмечены предполагаемые маршруты трубопроводов TAP и CAOP. За обедом председательствовал Джон Имле, президент Unocal. Он попытался найти точки соприкосновения с Туркменбаши, но это оказалось не так-то просто, в конце концов Имле нашел нечто абсолютное и бесспорное. «Нам обоим по 50 лет», — объявил он с широкой улыбкой.
В качестве почетного гостя на обеде присутствовал бывший госсекретарь США Генри Киссинджер, которого препроводили к карте, и он некоторое время внимательно изучал маршруты TAP и CAOP, извилистыми змейками спускающиеся из Туркменистана через Афганистан, сквозь горы в Пакистан, где одна ветка уходила к морю, а другая продолжала свой путь дальше в Индию. По окончании обеда Киссинджер обратился к присутствующим с речью. Он пожелал всем успешной реализации проекта. И добавил от себя оценку его перспектив: «Мне вспоминается, — сказал он, — знаменитое высказывание доктора Самуэля Джонсона о том, что второй брак — это победа оптимизма над здравым смыслом».
При этих словам Имле побледнел. Он не знал, что думать — шутка это или пророчество.
Правительство США проявляло мало интереса к этому проекту, его больше занимали в тот момент проблема распада Советского Союза и инициативы в Азербайджане и Казахстане, а также лоббирование прокладки газопровода через Каспий. Это было отражением отсутствия интереса к афганской проблеме, что резко контрастировало с ситуацией, которая наблюдалась всего несколькими годами ранее, когда страна была полем сражения холодной войны. Но как только холодная война закончилась, США закрыли для себя этот вопрос и, казалось, забыли об Афганистане и его послевоенном восстановлении. Поскольку большая часть образованного среднего класса бежала из страны, Афганистан вновь скатился в кровопролитную войну между полевыми командирами моджахедов. Как впоследствии сказал посол США в Пакистане, в 1990-х гг. у США «по большому счету, не было никакой политики» в отношении Афганистана.
Unocal понимала, что она не может работать в вакууме. Ей нужен бы кто-то, с кем она могла вести переговоры, поскольку ключевым условием успешного строительства магистралей было «создание в стране единственного, международно признанного правительства… уполномоченного действовать от имени всех афганских сторон». Но кто мог создать такое правительство? Твердо настроенная воплотить в жизнь этот трансформационный проект, который стал бы благом для региона и самой компании, Unocal попыталась понять сущность соперничающих группировок, в том числе Талибана. Действительно ли талибы являлись «благочестивыми студентами», как они себя называли, которые принесут порядок и стабильность в погруженную в хаос и насилие страну? Или же это были воинствующие религиозные фанатики, преследующие совсем иные цели?
Как это часто бывает, когда американская нефтяная компания приходит в новую страну, она приглашает представителей этой страны приехать в США, чтобы показать свои производственные мощности, познакомить с тем, как работает компания и отрасль, и одновременно прощупать почву для конструктивного рабочего диалога, который будет необходим, когда потекут сотни миллионов, а потом и миллиарды долларов инвестиций. Но в случае Афганистана все было гораздо сложнее. Чтобы начать наводить мосты — «эти парни никогда не видели океан», как сказал Имле, — Unocal привезла делегацию Талибана в США. Была запланирована поездка в Хьюстон, чтобы показать им современную нефтегазовую промышленность, и в Вашингтон для посещения Государственного департамента. Но, по словам Unocal, добиться высокого уровня заинтересованности со стороны США на тот момент им так и не удалось. Unocal также спонсировала визит в США представителей Северного Альянса, ненавистного врага талибов. Маршрут был тем же. Как и послание Имле для обеих групп: «Мы будем иметь с вами дело только в том случае, если вы прекратите войну, сформируете правительство, представляющее все фракции, и будете признаны ООН». Unocal также подарила обеим сторонам одинаковые, весьма полезные подарки — символ развития коммуникационных технологий 1990-х гг. — факсимильные аппараты. Тем самым компания как бы говорила обеим группам: «Поддерживайте контакт»[60].
Весной 1996 г. Unocal изучила отчет, в котором было изложено несколько сценариев будущего Афганистана, вместе с оценкой вероятности их реализации. Ни один из них не внушал оптимизма. Вероятнее всего было «продолжение вооруженных междоусобиц». Наименее вероятным сценарием в этом отчете была «победа Талибана». Если это все же произойдет, говорилось в отчете, для того чтобы удержаться у власти и получить поддержку народа, Талибану потребуется обеспечить экономическое развитие, что предположительно заставит его обратиться за «иностранной помощью и инвестициями». Однако этим усилиям будет препятствовать «нарушение талибами основных прав человека в отношении женщин, шиитов и таджиков». Победа «Талибана» казалась сомнительной, не в последнюю очередь из-за раздробленности и внутренних распрей между самими талибами. Между тем их шансы на победу могли резко возрасти при наличии ряда условий, в частности в случае «существенного увеличения их поддержки извне при значительном ослаблении поддержки действующего правительства в Кабуле».
Одним из источников такой поддержки была ISI, разведслужба Пакистана, которая предложила «Талибану» «неограниченную тайную помощь». Но весной 1996 г. неожиданно появился еще один источник. Втайне от всех практически неизвестный на тот момент Усама бен Ладен, опасаясь экстрадиции суданскими властями, перебрался вместе с семьей в Афганистан и развернул там активную деятельность. Для начала он обеспечил деньгами Талибан и создал собственную террористическую организацию «Аль-Каида». Летом 1996 г. он издал свою первую фетву, где объявлял «джихад против американцев, оккупировавших землю двух святых мест», и обвинял королевскую семью Саудовской Аравии в пособничестве империалистическому альянсу иудеев и христиан. Этот документ был разослан по факсу во все лондонские газеты, хотя и с некоторыми разъяснениями.