— Ого, — искренне удивилась она, — нормальная такая дорога.

Перед их взором прямо из середины холма появлялось шести полосное шоссе. С прекрасным асфальтным покрытием и новенькой, будто только нанесенной, разметкой на нём. Шрам достал бинокль и начал рассматривать шоссе. Ни кого не было видно. Дорога круто спускалась вниз с холма и плавной дугой терялась за поворотом, прячась в большой посадке. Шрам услышал свист за спиной, так иногда свистят эффектной девушке в мине юбке. Это наконец–то дополз до вершины Бурый. Он шлепнулся на пятую точку и вскинул свою винтовку. Потом долго смотрел в оптический прицел СВД.

— Ни хрена не вижу, — наконец пробубнил он и отложил оружие в сторону.

— И я тоже, — Шрам убрал бинокль, — стемнеет скоро, надо где–то на ночлег встать.

— Здесь давай заночуем, — предложил Бурый, — в посадку я бы не совался, разведать сначала надо. А здесь мы на высоте, обзор во все стороны. Если кто сунется, встретим.

— Как три тополя на Плющихе, — улыбнулся Шрам.

— Что? — не понял его Бурый.

— Фильм такой есть, старый. «Три тополя на Плющихе» называется.

— Про лес что ли? Не смотрел такого. Вон там, в кустах уляжемся, нас не видно будет, — Бурый указал в небольшой кустарник метрах в десяти от них.

Шрам кивнул в знак согласия. Разбили лагерь. На ужин консервы. Тушёнка и фасоль, да сухари. Вместо чая живчик. Закончив ужин Бурый сказал:

— Дайте мне поспать часа четыре, потом я сменю вас до утра. Всё равно больше проспать не получится.

— Хорошо, — согласился Шрам, я подежурю первые четыре часа.

В душе он надеялся побыть с Ивой наедине, но она после ужина тоже сразу улеглась отдыхать.

— Я совсем разбита, — только и сказала она.

Шрам остался один. Вокруг было тихо. Он уже стал привыкать, что где–то рядом монстр наводящий ужас на всё живое. Но здесь–то Табоцер ещё не был и всё равно тихо. Шрам нашёл хорошую позицию чуть выше стоянки где уже спали Бурый и Ива. Было тепло. На Шрама вдруг накатила волна спокойствия и уверенности. Не ясно откуда он, вдруг точно понял, что доберётся до этого острова. И он и Ива. И это совершенно точно. Иначе и быть не может. Шрам лежал, раздумывая о предстоящей дороге, об Иве. Он не жаловался сам себе на судьбу. Неожиданно для себя он вдруг отметил, что этот мир ему даже чем то нравится. С его жестокостью, дарами и людьми. Даже Бурый вызывал в нем лёгкую симпатию. Не говоря уже про Иву. Он больше не сомневался, он любил её. Любил какой–то чистой, нежной любовью. Как не любил ещё ни кого и не когда. Время пролетело быстро. Бурного будить не пришлось. Он сам подполз на позицию Шрама через четыре часа с четвертью.

— Всё тихо? — спросил он.

Шрам кивнул, ничего не говоря.

— Хорошая позиция. Иди, отдыхай.

Шрам поднялся к стоянке.