— А что случилось с мотоциклом?
— Он, кстати, тоже был не мой. Лови, — достаю телефон из кармана. — Посмотри пока, что ты хочешь. Лично мне — мяса и побольше.
Курьер приезжает через пять минут после нас. Ева заперлась от меня в ванной — может, хоть на запахи удастся ее выманить.
Мысленно даю ей еще десять минут, за которые Принцесса успевает появиться на кухне.
На ней какие-то странно большие джинсы, которые на талии держатся только за счет ремня. Свитер тоже явно не по размеру, но его хотя бы можно оправдать современной модой. Под глазами круги, похудела она — теперь я точно это вижу, потому что принцесса скрутила что-то странное из волос и они больше не прикрывают слишком заостренные скулы.
— Я жду, солнышко. Рассказывай, — двигаю к ней контейнер с какой-то пастой, которую Ева сама себе выбрала. Не зря я после ее манипуляций с моим телефоном еще блюд докидал в заказ. Надо хоть откормить Принцессу до привычных размеров.
— Я тоже. Жду, — поспешно добавляет. — Где ты был?
— Не врал я тебе, слетать пришлось по рабочим вопросам. А телефон… Ну, разбился в аварии — под колеса попал, симку тоже покорежило.
— В аварии… — повторяет болванчиком за мной, а потом взгляд четко в мои глаза. — У тебя поэтому?..
— Да, ребра помялись слегка. Придется пока забинтованным походить.
— Адам…
— Ну что за тон, солнышко? Как будто хоронить меня собралась. Живой же, сижу вот перед тобой и на тот свет точно не собираюсь. Не первый раз.
— Я… Волновалась за тебя, думала, что ты слышать меня не хочешь. А потом Алю встретила, она тебе тоже звонила, и друзья твои…
— А сама чего только один раз набрала?
— У меня телефон украли. Мне подруга дала свой старый, симку купила. Я тебе с него звонила…
Да, точно звонила. Вспоминаю, что в пропущенных какой-то неизвестный номер был.
— Теперь ты, Принцесса. Рассказывай, джинсы у кого сперла? Размер явно не твой, — хочу обстановку разрядить, но выходит как-то не очень.
— А на мне даже трусы не мои. Ксюша купила, — и смеется следом.
Только вот совсем не от радости. Что-то горькое из нее наружу рвется.
И я еще больше убеждаюсь в этом, когда Еву накрывает самой настоящей истерикой.