— Скажу. Если очень постараться, то деньги у нас будут дней через пять.
— Белены объелась.
Леля открыла папку и достала документы.
— Завтра должны отчислять деньги за станки для нового цеха. Со станкостроительным заводом мы сотрудничаем много лет. Я знаю их главбуха и коммерческого директора. Им ничего не стоит обналичить деньги, за определенный процент, разумеется.
— Мы перечисляем им шестьдесят тысяч, а не полмиллиона. Заявку подписывает моя жена. Катерина умеет считать.
— Все правильно. Заявки составляю я, а ты несешь их ей на подпись.
Холодный ровный голос Лели раздражал директора.
— И мы тоже подписываем… Черт, да не в этом дело…
— Помолчи. Она уже тысячи заявок подписала. В день по десятку. В этой заявке будет написана цифра шестьдесят, а прописью сумму я просто забуду написать. Она этого не заметит. Дашь на подпись бумаги перед сном, а до того выпей с ней коньяку. Уверена, она не заметит. Если получится, мы спасены. Перед тем как сдать заявку в банк, я добавлю в нее нолик и допишу сумму прописью: «шестьсот тысяч долларов США ноль-ноль центов». Банк перечислит деньги соответственно документу. Заявки-то пишутся моей рукой и дописать я могу все, что угодно.
— А дальше? Катька нас в тюрьме сгноит.
— Почему? Отчет она получает в конце месяца, а сегодня лишь десятое число. Теперь слушай и вникай. Цепочку раскладываем по звеньям. Заявку я уже составила. Сегодня вечером ты должен стать пай-мальчиком и очень любить свою женушку. Одним словом, нужна ее подпись на заявке. Тебя это в первую очередь касается… Я говорю о фотографиях. Завтра я сдаю документы в банк. В течение сорока восьми часов завод получит злополучные шестьсот тысяч. Переговоры с руководством завода я беру на себя. Пятьсот тысяч они для нас обналичат, шестьдесят берут за станки, а сорок кладут в свой карман за услугу. Через пару дней я поеду на завод проверять отгружаемое для нас оборудование и заберу у них полмиллиона наличными. Эти деньги мы берем напрокат и отвечаем за них головой. Дальше твое дело. Передача денег шантажисту и их изъятие у него возлагается на тебя. Я даже думать об этом не хочу. На все про все тебе дается семь, максимум десять дней. Затем я или ты отвозим наличные на завод, и они перечисляют их обратно на наш счет с сопроводительным письмом о допущенной финансовой ошибке. Все встает на свои места. К концу месяца баланс как всегда идеален.
— А сорок тысяч? Те, что они берут за услуги?
— В отличие от тебя, голодранец, я имею деньги. У меня их хватает. Недостающую сумму я перечислю со своего счета на комбинатовский, и это не вызовет подозрений у банкиров. Мало ли, за какую услугу я переправляю в свой комбинат деньги. Может, хочу второй дом на берегу реки выстроить.
— Ну ты и голова, Лелька! Катьке до тебя далеко.
— Однако я на нее работаю, а не она на меня. Но если ты упустишь шантажиста, тогда уже нас ничто не спасет.
— Я его из-под земли вырою и в землю врою.
— Твое дело. Только такой план приемлем. Рисковать мы не можем.
Леля достала из кармана маленькую плюшевую обезьянку на резиночке и бросила Луговому. Тот поймал игрушку и тупо уставился на нее.
— Это что, намек?
— Кретин. Это знак для шантажиста. Повесь эту хреновину на зеркало в своей машине. Он должен понять, что ты сдался и согласен на его условия. И во что бы то ни стало подпиши заявку. Ради такого дела можешь даже трахнуть свою жену, если она тебе даст.