Она замолчала, потому что Дункан лизнул ее, сжимая в ладонях тугие округлые ягодицы.
— Еще как могу. И буду — и очень тщательно. — Он снова лизнул ее, наслаждаясь этим вкусом.
Джинни ахала, стонала, дрожала. Он поднял на нее взгляд.
— Посмотри на меня, Джинни. Я хочу видеть твои глаза. Взгляд зеленых глаз, возбужденных и полных страсти, устремился к нему. Губы ее приоткрылись, она прерывисто дышала.
В груди у него защемило. Боже, как она красива! И вся дрожит от вожделения.
Глядя ей в глаза, Дункан снова поцеловал ее, проведя языком по влажной расщелине, а потом медленно погрузив его внутрь. Он совершал круговые движения языком, входя и выходя… и все это время глядя ей в глаза, видя, как они темнеют. Как трепещут ее веки. Как розовеют от желания щеки. Он чувствовал ее нетерпение, чувствовал, как стремится она к развязке, и язык его забирался все глубже, приближая ее кульминацию. Он целовал Джинни до тех пор, пока она не закричала. И удерживал ее так, посасывая, пока она не достигла пика. Он чувствовал, как она содрогалась, как тело ее напряглось, а потом расслабилось.
Но эта ночь только начиналась.
Он смотрел на нее, такую расслабленную и томную, и любовь к этой женщине переполняла его.
В груди продолжало щемить. Дункан понимал, насколько хрупкое перемирие они заключили.
Его будущее оставалось неопределенным, но когда эта ночь закончится, у Джинни не останется сомнений в том, что она принадлежит ему.
Дункан смотрел на нее с очень странным выражением.
Джинни положила ладонь ему на щеку, потерев темную щетину, проступившую на подбородке. Он выглядел таким серьезным.
— Что случилось? Я сделала что-нибудь не так?
Его губы изогнулись в медленной улыбке. Он вдруг снова стал тем самым юношей, которому она отдала свое сердце.
— Ничего не случилось, но я надеюсь, что ты не собираешься спать.
Он сидел на краю кровати, склонившись над Джинни. Она скользнула взглядом по его широкой груди, опустила глаза на его возбужденное естество и выгнула бровь.
— Ты хочешь сказать, мы еще не кончили?
— А разве похоже?
Она игриво закусила губу.
— Не могу сказать точно. Может быть, мне следует потрогать и понять?