Так я промаялся часа четыре.

И вдруг! Исполнилась мечта! Дали поесть.

Принесли огромный поднос, уставленный разнообразными яствами. Освободили руки. Столовых приборов не наблюдалось. Прямо как у Высоцкого: «Развязали, но вилки попрятали». Ну и черт с ними! Фехтовальщик с голодухи меньше всего думает об этикете, ножах, вилках и салфетках. Ибо некогда. Умопомрачительный аромат заполнял палатку, призывая не мешкать.

Трое боевиков, наставив на меня стволы, молча наблюдали за трапезой героического Фехтовальщика.

Под их завистливыми взглядами я сначала выхлебал полбутылки хорошего красного вина. Потом стал рвать зубами мясо. Много мяса. Закурил сигарету. Вытянул ее всю тремя затяжками. Прикурил вторую. Потом принялся за вкуснющий паштет. Допил бутылку вина. Еще сигарету. Далее взялся за мясной рулет.

Прикладываясь ко второй бутылке вина, я был счастлив, как ребенок, которому наконец-то разрешили поковырять вилкой в розетке.

Великодушно предложил боевикам разделить со мною бухло. Но помянуть со мной на брудершафт павших дружков боевики наотрез отказались. Им же хуже. Мне же больше.

Прикончив последнее блюдо, дивно приготовленный бифштекс, я облизал пальцы и допил вторую бутылку вина. Закурил. Посмотрел на шатающихся охранников. Вздохнул. Зевнул. Потушил в грязной тарелке окурок. И завалился спать.

Мне приснилась порнуха. И почему-то, как всегда в последнее время, с зоофильским уклоном.

В главной и единственной мужской роли – я. Одна рука почему-то привязана к спинке кровати. Странная режиссура. Не люблю садо-мазо. В женских ролях – очаровательные самки оборотней. К счастью, без намордников, хвостов и хлыстов.

Они по очереди входили на поляну, залитую лунным светом, вежливо представлялись, раздевались. И ловко устраивались на мне в позе наездниц. Отскакав положенную дистанцию, девчата с удовлетворенным видом вставали, говорили: «благодарю», одевались и уходили. И так раз десять.

Однообразие сценария и тупость режиссера с лихвой компенсировалось неподдельным азартом «наездниц» и неутомимостью «жеребца».

Когда все актрисы кончились, а бушующей спермы оставалось еще литра три, я громко потребовал переснять фильм. Поскольку сил и топлива у «жеребчика» было еще километров на пятьсот.

На поляне появился довольный Акелла.

– Сгинь, чмо, – цыкнул я на вождя оборотней. – Ты не в моем вкусе.

Акелла улыбнулся, пожал плечами и поставил передо мной бутылочку вина.

– Эт правильно, – похвалил я. – Знай свое место, халдей. А теперь – пшел вон отсюда! Не отсвечивай. Мы тут фильм про меня снимаем.

Акелла исчез. Я плюнул ему вслед и вылакал все вино.

И опять уснул.

Когда проснулся, сразу понял, что вляпался в такую погань, что выбраться не получится никогда в жизни.