Закончив дело, проводники швырнули Фредерику обшарпанный летный шлем (который Зюкин ловко поймал) и захлопнули дверь. Поезд тронулся.

Поднявшись-осмотревшись, Фредерик нахлобучил шлем (сферу украшала несколько нагловатая надпись на русском языке: «Гравитация – сволочь, ну ее на фиг!»), поднял солнцезащитное забрало, стал по стойке смирно. И залихватски отдал честь вагонам, уходящим на планету Земля, в далекий город Лондон.

Затем Фредерик обвел довольным взором окрестности, закурил папироску и сказал:

– Прямо на руках внесли. Это славненько.

И отправился в привокзальный кабачок.

…Грязные, но прилежно обкусанные ногти. Синие с пузырями на коленях джинсовые штанишки. Стоптанные сандалетки без ремешков. Дырявые шерстяные носочки. Засаленная тельняшка. Когда-то, наверное, коричневый плащ. Латаный-перелатаный куцый рюкзачок…

Да. И защитный шлем. Летчиков. Не исключено, истребителей…

Все это давало возможность наблюдательным посетителям кабачка идентифицировать Зюкина как довольно незаурядного бродягу-идиота. Бомжей в летных шлемах Великий Новгород (который, прямо скажем, трудно чем-либо удивить) доселе не встречал никогда.

Именно благодаря этому обстоятельству любознательная официантка не стала вышвыривать нового клиента, а довольно быстро принесла Фредерику его немудреный заказ – бокал пива и парочку чебуреков, надеясь в качестве чаевых разжиться какой-нибудь занятной историей. К тому же посетитель показался ей смутно похожим на какого-то известного артиста, или что-то в этом роде…

На вид авиапридурку можно было дать лет полста от роду (хотя, кто их, подзаборников, разберет: кажется на шестьдесят, а на деле – с трудом сорок исполнилось).

Но. Когда он снял шлем… Стало ясно – оригинальность новоявленного бомжа отнюдь не ограничивается облупленным шлемом боевых пилотов.

Голова!

Голова его была до чрезвычайности элегантна. Даже темно-рыжие патлы вкупе с небритым и немытым лицом не портили обличья. Напротив, все это придавало суровый налет строгой мужественности, обычно присущий благородным рыцарям, терпящим невообразимые лишения во время опасного, но жутко романтического турне… Могло даже почудиться, что за дальний столик уселся невесть откуда появившийся весьма породистый русский белогвардеец после трех лет скитаний по задворкам Царьграда. (Все свои ордена – небось, полный георгиевский кавалер! – обменял нехристям на еду и лекарства для катастрофически больного товарища по оружию…)

Завтракающего стало даже несколько жаль.

Но вероломно дунул ветерок (кажется, это был зюйд-зюйд вест), и мгновение назад проклюнувшееся сострадание тут же сгинуло, сменившись отвращением. От Зюкина мощно исходил совершенно не дворянский запах…

Голубокровый типаж мигом исчез.

И – за столиком привокзального кабачка зачавкал, забулькал, ритмически двигая острым небритым кадыком, фантастически смрадный бродяжка с невесть откуда взявшейся элегантной черепной коробкой. Народ отвернулся.

Но ненадолго.

Ибо следом вышли роковые, кровавые события.

А началось с того, что к Фредерику пристал маленький пуделек. Он жалостливо глядел Фредерику прямо в глаза и застенчиво махал обрубком хвостика. Было видно, что собачка брошенная: шерсть на пудельке свалялась, к ней прилипли какие-то бумажки и обертки от конфет. Пуделек встал перед Фредериком на задние лапы и тихонько заскулил.