«Не удивлен. Ладно, проявим вежливость».

Тихонько постучавшись, Глеб широко улыбнулся, сейчас он узнает, уехала Ева Кравчик с мужем или осталась, надеясь на встречу? Он попробовал представить ее в укороченной атласной пижаме, без косметики, с распущенными волосами, и получившаяся картинка очень понравилась.

Замок щелкнул, дверь открылась, и Глеб увидел Еву именно такой, как только что нарисовало его воображение. Глаза уже привыкли к темноте, и он даже уловил тонкую бледную полоску на пижаме.

– Я подумал, вдруг ты не спишь, – прошептал он, наблюдая за бескрайним удивлением на лице Евы. И, не давая ей возможности опомниться и закричать, подхватил и внес в комнату.

– Как ты сюда попал? – прошипела она, как только вырвалась из его объятий.

Глеб закрыл дверь, развернулся и честно ответил:

– Стена, окно, а дальше по коридору. Я еще не говорил, как ты прекрасно выглядишь?

– Убирайся немедленно, или я позову Кирилла.

– Зови. – Глеб подошел к широкому креслу, сел, положил руки на подлокотники и добавил: – Только сначала свет включи, а то ситуация выглядит слишком интимно. Но, с другой стороны, в темноте не так заметны твои истинные мысли и чувства. Мы же оба знаем, чего хотим, не так ли?

Подождав немного ответа, Глеб поднялся и медленно, давая возможность смириться с неизбежным и правдой, пошел к Еве. Гордость еще заставляла ее стоять, вздернув подбородок, гневно покусывая губы, но глаза отвечали «да» без каких-либо вариантов.

– Вообще, я не любитель уговаривать, – прошептал он, касаясь ее щеки. – И если ты действительно хочешь, чтобы я исчез из твоей комнаты, скажи это, пожалуйста, еще раз. Я уйду, ты ляжешь спать, а завтра решишь, что кошмар по имени Глеб Трофимов тебе лишь приснился.

– Не уходи, – ответила она, положила ладони ему на плечи, прижалась и подняла голову, давая возможность себя поцеловать.

Руки Глеба мгновенно скользнули под пижамный топ, прошлись по спине, обжигая кожу, и остановились, дразня и распаляя. Заглянув Еве в глаза, он стянул с себя свитер, затем коснулся губами ее губ и начал целовать, чувствуя, как она расслабляется и уже хочет большего. Но несмотря на то, что до утра осталось не так много времени, он не собирался спешить, рассчитывая на продолжительное удовольствие.

Обед Леся пропустила, Егор познакомил ее с Елизаветой Ильиничной, и уж та накормила от души наивкуснейшей жареной картошкой с луком, солеными грибами, квашеной капустой и домашним хлебом. Егор задал несколько вопросов про мать и Дюкова, Елизавета Ильинична отвечала неохотно, сжато, но история все же получила очертания, а дорисовывать Леся всегда умела. Значит, когда-то между ними были чувства, и, похоже, Василий Петрович любил Зофию Дмитриевну очень сильно… «Заходите ко мне почаще, я кулебяку к вечеру испеку, почаевничаем», – на прощанье сказала Елизавета Ильинична, но Леся уже решила ужинать в доме Дюкова.

Рядом с Егором она чувствовала бесконечную защищенность, и эта уверенность была настолько непрерывной и пьянящей, что хотелось постоянно держать его за руку и идти рядом. Они навестили овраг, как старого знакомого, прошли по месту, где раньше протекал ручей, сели на поваленное дерево и долго молчали, думая каждый о своем. Мысли летели к небу, пересекались, переплетались и превращались в мирно плывущие облака.

Когда Леся вернулась, Василий Петрович кружил по дому в состоянии тяжелого перевозбуждения. Он находился в ситуации, когда не может ничего спросить и потребовать, но и молчать не в силах. Леся в любой момент имела право собрать вещи и уехать, и отвечать на вопросы не входило в ее обязанности. А вопросы были, и чем дальше, тем больше.

– Ты где была?

– Гуляла.

– С Кириллом?

– Нет.