Нѣтъ, онъ не любитъ меня! онъ никогда не любилъ меня! Что-то въ родѣ страсти могъ онъ ощущать, и эту страсть, которая могла возмутить даже его холодную кровь — именно только такую страсть и могло возбудить такое существо какъ я — такую страсть я должна внушать и пылкому мальчику, для того чтобъ, вселивъ такую страсть, самой раздѣлять ее — ну конечно, оно и понятно! Да ужъ и есть ли въ томъ надобность? Для такого низкаго существа нужна ли даже страсть, чтобъ раздѣлять ее? О Боже! можетъ быть, я чрезчуръ уже несправедлива къ нему. Но развѣ могу я выносить такіе взгляды, которые мнѣ теперь приходится довольно часто подмѣчать? И неужели мнѣ могутъ запретить прекрасное находить прекраснымъ? Да, мистеръ Д., вашъ родственникъ Робертъ красивъ, очень красивъ — вотъ какъ ньюфоундлэндская собака, и я хочу съ нимъ поиграть какъ съ огромною, красивою собакой, которая предана своей хозяйкѣ; онъ долженъ лежать у моихъ ногъ, когда я этого хочу; онъ долженъ осмѣлиться руки мои цѣловать, когда я этого хочу, долженъ — слышите ли, мистеръ Д. — долженъ!
Онъ назначилъ чрезъ недѣлю нашъ отъѣздъ, тогда какъ въ началѣ рѣшился-было прожить здѣсь до іюля. Онъ очень торопится уѣхать отсюда. Очень понятно: девятнадцатилѣтній юноша съ бѣлыми, блестящими зубами и съ силою удержать лошадь на всемъ скаку, непремѣнно опасенъ для молодой двадцатидвухлѣтней женщины... безконечно опасенъ!
Хотя бы искорка ума была въ головѣ Роберта! Сегодня я раздразнила его, осмѣяла его за совершенное невѣжество; вѣдь онъ ни одной строки Шекспира не читывалъ! Я была жестока — и хотѣла быть жестокою. Какъ мнѣ хотѣлось сказать мистеру Д.: «Вотъ человѣкъ, котораго вы считали опаснымъ для меня — для меня!»
Опасенъ? Боже мой! что за несчастныя должны быть мы созданія, если ужъ подобные мужчины грозятъ намъ опасностью! А хотѣлось бы мнѣ видѣть мужчину, отъ котораго у меня сердце забилось бы сильнѣе и который притягивалъ бы меня какъ магнитъ желѣзо. Каковъ бы долженъ быть этотъ человѣкъ? Я стараюсь представить себѣ портретъ опаснаго человѣка, одарить его всевозможными добродѣтелями, которыя должны возбуждать во мнѣ благоговѣніе къ нему, и странная вещь! все наталкиваюсь на тѣ качества, которыя находятся въ характерѣ Фрэнка — нѣкоторыя по-крайней-мѣрѣ — нѣтъ, очень многія: его мужество, его чувство чести, его милосердіе ко всѣмъ страждущимъ, терпящимъ нужду, даже его гордость! Словомъ, тутъ только составныя части, а въ смѣшеніи можетъ выйти и иначе. Сегодня, когда онъ на самомъ скаку соскочилъ съ лошади, чтобъ помочь какой-то безобразной женщинѣ, упавшей на дорогѣ, оставаясь совершенно равнодушнымъ къ толпѣ зѣвакъ и болтуновъ — да, я любила его тогда! да, я въ ту минуту видѣла въ немъ человѣка, который былъ бы мнѣ опасенъ, имѣй я несчастье быть женой одного изъ этихъ болтуновъ и ротозѣевъ.
На минуту — почему же не навсегда?
Глава пятнадцатая.
Этимъ кончалась рукопись, чтеніе которой привело Свена въ неописанное волненіе. При самомъ началѣ почеркъ показался ему знакомымъ, теперь онъ узналъ почему. Однако, для большаго удостовѣренія онъ вынулъ записку, которую однажды написала къ нему Корнелія съ просьбою, прислать ей книгу и съ которою онъ съ-тѣхъ-поръ не разставался, развернулъ ее дрожащею рукою и сравнилъ съ рукописью. Совершенно одинъ и тотъ же почеркъ, бѣглый, прекрасный почеркъ... Но къ чему ему это вещественное доказательство? Сама исторія не ясно ли говоритъ за себя? Не подходитъ ли это все слово въ слово къ ней? Да кромѣ того, не жила ли она въ этой самой комнатѣ? Какъ легко было забыть эту рукопись на столѣ при поспѣшномъ отъѣздѣ за четыре года предъ тѣмъ?
Свенъ вскочилъ съ кровати и такъ дернулъ колокольчикъ, что только ручка осталась у него въ рукѣ. Поспѣшное появленіе госпожи Шмицъ собственною особой на этотъ призывъ всякому показалось бы удивительнымъ, кто не былъ бы такъ сильно взволнованъ, какъ Свенъ.
— Какимъ образомъ попала вамъ въ руки эта книга, которая очевидно принадлежитъ... принадлежитъ одной знакомой мнѣ дамѣ? закричалъ онъ запальчиво при ея появленіи.
Госпожа Шмицъ до того перепугалась такого неожиданнаго вопроса, что принуждена была почти безъ чувствъ упасть на стулъ и закрыть лицо чернымъ, шелковымъ передникомъ.
— Какъ досталась вамъ эта книга? повторялъ Свенъ еще запальчивѣе, не обращая никакого вниманія на нѣжные нервы говорившей хозяйки.
Вдругъ она, точно наэлектризованная, подскочила на стулѣ и завопила:
— Господи Боже, господинъ баронъ, да вѣдь я ни слова не понимаю по-англійски!
— Не все ли равно? Какъ досталась вамъ эта книга?
— Я все вамъ разскажу! восклицала Шмицъ, ломая руки: — но поклянитесь, господинъ баронъ, что вы не обличите меня, а иначе я совсѣмъ пропала. Повѣрьте, только изъ любви къ вамъ я вспомнила про это писаніе, а не то давнымъ-давно сожгла бы его.
— Обѣщаю все, что хотите, только разсказывайте скорѣе.
— Вотъ видите ли, господинъ баронъ, продолжала госпожа Шмицъ, отирая глаза кончикомъ передника: — я самая честная женщина на свѣтѣ и у меня только одинъ недостатокъ, что я принимаю сердечное участіе въ своихъ семейныхъ и одинокихъ жильцахъ. Угодно или нѣтъ повѣрить мнѣ, но истинно, господинъ баронъ, вотъ уже двѣ недѣли, что я черезъ васъ глазъ не смыкала и всѣ глаза выплакала. Что дѣлать? Никакъ не могу себя передѣлать, чтобъ не чувствовать симпатіи къ молодымъ людямъ. Вѣдь извѣстна же мнѣ пословица: «добродѣтели нечего искать у молодежи»; но Господи Боже мой!, отчего нельзя отказаться, то надо ужъ исполнить. Точно также я всегда имѣла симпатію къ мистрисъ Дургамъ, потому что она всегда была ко мнѣ очень благосклонна и со мною разговаривала какъ съ равною ей особою, а вотъ видите ли, господипъ баронъ, я этимъ такъ дорожу, что...
— Къ дѣлу, ради Бога, скорѣе къ дѣлу! закричалъ Свенъ.
— Господи Боже мой! какъ вы стали раздражительны послѣ болѣзни, господинъ баронъ! Вотъ теперь я совсѣмъ съ толку сбилась. Да, я хотѣла только сказать, что мнѣ было пріятно видѣть, какъ всѣ господа за нею ухаживали, и особенно мистеръ Уэсли, который тоже жилъ у меня и всякій божій день гулялъ съ нею пѣшкомъ или катался верхомъ, а не то въ экипажахъ. Надо вамъ сказать, господинъ баронъ, что мистеръ Уэсли coвсѣмъ рехнулся отъ бѣшенной любви, такъ что сердце выболѣло смотрѣть на его страданія, а именно... не принимайте этого въ дурную сторону, господинъ баронъ, но...
— Дальше, дальше! тутъ никакого дѣла нѣтъ до мистера Уэсли.