— И зачем я не умер в Мексике!

— Умрешь в Алжире, — сказал тосканец, не потеряв своей способности шутить. — Неповиновение начальству, разбитый нос, а может быть, и поврежденное ребро, — и кто знает, что там еще напишет в своем рапорте этот скотина вахмистр, — всего этого более чем достаточно, чтобы военный трибунал приговорил к расстрелу… Ну что же! — добавил он, пожимая плечами. — Умереть здесь или в стычке с кабилами, или на берегах Сенегала — не все ли равно. Конечно, я предпочел бы отправиться к господину Вельзевулу, предварительно подстрелив с дюжину арабов или сенегальцев.

— Но пока мы еще живы, — заметил магнат, по-видимому, увлеченный какой-то своей мыслью.

— Что ты хочешь этим сказать, граф? — спросил тосканец, приподнимаясь на нарах, служивших ему постелью, и звеня ручными кандалами, впрочем, не стеснявшими его движений.

— Начальник и его подчиненные не знают всего, что может произойти за эти три недели.

— У тебя, граф, как будто есть какая-то надежда не попасть под расстрел?

— Конечно, есть.

Тосканец даже привскочил.

— Клянусь брюхом дохлого кита, как говорит этот скотина вахмистр, ты хочешь смутить мой сон какой-то надеждой. Я уж было философски покорился перспективе, что мне всадят полдюжины свинцовых орехов в мое тощее тело, а теперь…

— Хватаешься за жизнь? — спросил магнат, улыбаясь.

— Мне всего двадцать семь лет…

— И ты воображаешь, что мог бы еще сделаться адвокатом?

— Нет! Если бы мне удалось вырваться из этого ада, я бы отправился в Калифорнию искать золото. Я уже ничего не помню из законов.

— Ну, будем надеяться увидеть тебя в числе собирателей золотых зерен.

Тосканец потянулся в сторону венгра, прикованного к крепким нарам, и, пристально вглядываясь в него в течение нескольких мгновений, спросил:

— На кого ты рассчитываешь?

— На отца Афзы, или, если хочешь, на тестя…

— На тестя?

— Да, потому что я женат по магометанскому обряду на Звезде Атласа.

— Афза твоя жена?