От жалости к себе сводило скулы. Ну да, это я умею просто отлично — жалеть себя…

Пошатывало меня до сих пор весьма внушительно, поэтому очередь из трех человек, сидящих в коридоре, пошептались о чем-то и пропустили меня вперед.

Домой я приехала через несколько часов, скомкав в кармане рецепт до нечитаемого состояния и даже забыв уточнить, как же называется нехорошая болячка, которая так несвоевременно меня подкосила.

Все мои последующие метания нельзя объяснить с точки зрения нормальной человеческой логики. А вот с точки зрения женской и ненормальной очень даже можно.

Сначала я понеслась мыть голову. Пока мочила волосы под краном, облилась вся, содрала одежду и влезла в душ. Минут двадцать мылась всем подряд, старательно отгоняя мысли о том, как же меня скрутит после этой помывки, да на возможную температуру.

Потом сушила рыжие кудряшки феном, мазала синяки под глазами тоналкой, кремом пыталась привести в чувство растрескавшиеся губы…

Я просто не имела никакого морального права показать ему, что мне плохо. Нет. На войне все средства хороши, меня предали, выбрали другую — так пусть не надеется увидеть хоть что-то из разряда «ой, как хорошо, что это чудище больше не моя жена». Хватит культивировать в себе жалость к себе и к нему.

Он не пришел. Конечно.

Я просидела до десяти часов, подкрашенная, старательно тараща подведенные глаза — температура-таки поднялась, веки, казалось, опухали все сильнее и сильнее, одетая в самый симпатичный свой костюм с юбкой. Осознавая, что дело даже не в том, что я стараюсь ради предателя, сколько в том, насколько глупо выглядит то, что я сижу дома в лучшей одежде — совершенно случайно, разумеется.

В десять я выдохнула, смыла макияж, и, повинуясь какому-то до сих пор неведомому желанию, наскоро оделась и спустилась на улицу.

Морозный воздух отрезвил, я остановилась посреди двора, раздумывая, куда бы пройтись, чтобы и голову проветрить, и на неприятности не нарваться. Мало ли кому придет в голову прогуляться одновременно со мной.

В трех остановках от моего дома был новый микрорайон, стоящий на берегу реки — точнее, река образовывала там небольшую заводь, перекрытая длинным островом. На него вели несколько мостов, и, само собой, этот заросший и малопроходимый островок был одним из самых глухих мест в городе. Зато набережная вдоль микрорайона неплохо освещена, заполнена гуляющими…

Туда я и пошла. Снег хрустел под подошвами ботинок, мерцал отраженным светом фонарей и голубоватых неоновых узоров на углах дома. С каждым шагом голова блаженно пустела, кипящая каша из кучи чувств и мыслей медленно растворялась — от разочарования, что он не пришел, до счастья — по той же причине, от ощущения какого-то поруганного ожидания до внезапного полного покоя. Так же я чувствовала себя всего один раз, этим летом.

Мы были на соленом озере, настолько соленом, что губы невыносимо горели даже без прикосновения к этой воде, как будто даже воздух вблизи был насыщен солью. Небо было затянуто плотными тучами, вода почти не ощущалась ни по плотности, ни по температуре, озеро было большим, но мелким — я легла на спину и раскинула руки. Колени тут же всплыли из воды, как два буйка. Я дрейфовала, глядя в серое, бесконечное небо, и казалось, что больше нет ничего — только тучи и ощущение невесомости. Даже меня уже не было там, просто какой-то безмолвный наблюдатель, застрявший между землей и небом.

Сейчас я брела по опустевшим улицам и ощущала то же самое. Как будто Вадим был моим якорем, который держал меня в реальном мире, а теперь веревка перерезана, земля, прощай — и я снова болтаюсь где-то между. Между рассыпавшимся настоящим и несозданным будущим, между сугробами и тьмой наверху, по которой были рассыпаны колкие звезды.

Кончик носа подмерзал, я потерла его шарфом и наконец отвлеклась от созерцания неба.

Прямо перед моим подмороженным носом была вывеска какого-то рестобара. Попытавшись собрать название из непрерывно мерцающих букв, я вытащила из кармана кошелек и пересчитала купюры.

Нет, ну если не слишком шиковать…

Забросив попытки узнать название, я ухватилась за ручку тяжелой двери.

Сразу за порогом начиналась лестница вниз — очень удобно, два шага и покатишься. Темно-коричневые стены. Черные перила.