Книги
Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия
Системный подход также предлагает альтернативу традиционной гипотезе «фрустрации-агрессии». Когда люди находятся в состоянии стресса, вызванного экономическими (или иными затруднительными) условиями, они особенно склонны воспринимать простые объяснения причин всех трудностей. Рассмотрение экономических проблем в терминах сложных, комплексных, абстрактных, а часто и непредставимых факторов и переменных требует значительных умственных усилий. Но если у людей уже имеется предвзятое представление об уязвимом меньшинстве, они с готовностью откликаются на призывы рассматривать эту группу – по крайней мере, частично – как ответственную за переживаемые ими бедствия.
Хорошей иллюстрацией полезности теории систем является ее применение к рассмотрению того, как агрессивное государство развязывает войну. Хотя военные действия в масштабе конфликта между двумя государствами были в значительной степени вытеснены с международной арены этнополитическими катастрофическими столкновениями, рассмотрение типичных европейских войн XX века может стать примером применения системного анализа. На «верхнем» уровне находится нестабильная система международных отношений. Она влияет на следующий уровень – а именно, на психологию правящих верхушек, которые воспринимают нестабильность либо как угрозу национальной безопасности, либо как удобную возможность поживиться за счет более слабых государств. В любом случае, государства решают, что их высшим интересам соответствует укрепление военной мощи и формирование коалиций с другими дружественными странами. Государственные лидеры, лелеющие экспансионистские устремления, могут воспользоваться таким положением дел, напав на соседнюю страну.
Для этого им надо заручиться поддержкой политической элиты, вооруженных сил и граждан своей страны. Обычно такие государственные руководители используют средства массовой информации, новостные агентства для завоевания народной поддержки. В некоторых случаях, как у Гитлера и Милошевича, они также могут вызывать в воображении масс истории о преследовании «наших» – тех, кто является меньшинством в соседних странах. Гитлер использовал эту стратегию для организации поддержки своего вторжения в Чехословакию – для защиты немецкого национального меньшинства в Судетской области. Милошевич применил подобную тактику, когда утверждал, что сербское меньшинство в Косове подвергается преследованиям и гонениям со стороны этнических албанцев.
На следующем, еще более низком уровне находящиеся у власти лидеры добиваются формирования в массовом сознании народонаселения образа соседствующей нации или этнической группы как Врага. Каждый индивидуум отождествляет себя с целями командующего.
Для еще более полного понимания причин враждебности и насилия аналитик должен изучить взаимодействие между различными системами. Например, было бы интересно исследовать не только то, как церебральный дефицит и изменения в химических процессах в мозге вызывают изменения в обработке информации, но и то, как последний влияет на первый: например, могут ли чрезмерные конфликты из-за неправильной атрибуции усугубить органический дефицит.
Органический дефицит мозга может по-разному влиять на психологическую систему – систему обработки информации. Человек, который в детстве перенес какое-то поражение головного мозга, склонен использовать объяснения проблемных ситуаций, требующие от него наименьших умственных усилий. Поэтому он с большей вероятностью, чем нормальный человек, воспримет отдельные важные аспекты ситуации, а не весь ее контекст. Он также с большей вероятностью будет придерживаться эгоцентрических, дуалистических (типа «или… или…») объяснений. Так как проблемы межличностных взаимодействий проще списать на вредоносные намерения кого-то другого, чем рассматривать ситуацию в целом, ища более сложные и «нейтральные» ее причины, человек склонен считать такими причинами личностные факторы, что приводит к гневу или насилию. В самых экстремальных случаях психологической реакцией на первоначальный органический дефицит может стать паранойя[343].
Важную роль также играет взаимодействие между увеличением искажений при обработке информации и эскалацией межличностного конфликта, например супружеского спора или спора в баре. Психологическая и социальная системы становятся все более разобщенными. На данном этапе анализа можно задаться вопросом: как общественные ценности влияют на отношение индивидуума к насилию в межличностных отношениях и системах убеждений, «выдающих разрешение» на такое насилие, и оправдывают его? Влияние субкультуры на отношение к насилию проиллюстрировано в главе 8, в разделах, посвященных южному кодексу чести и северному кодексу улицы. Вкратце, убежденность в важности такого «инструмента» сохранения своего статуса в группе, как угроза применения насилия, способствует тому, что акты физических нападений и убийства никогда не будут искоренены. Предложенная мной интерактивная модель применима и к другим важным проблемам, таким как предрассудки, гонения, преследования и этнополитическое насилие.
Когнитивная преемственность
Как показано в нижеприводимой таблице, люди, которые либо активно ищут случая для применения насилия в отношении кого-то, либо поддерживают его применение – против другого человека или этнических либо национальных групп, – имеют схожий профиль жизненных установок. Жестокий и прибегающий к рукоприкладству муж, подобный Раймонду (описан в главе 13), считает себя невинной жертвой необоснованной критики со стороны жены. Из-за когнитивного блока, проявляющегося на пике ярости, он не может понять, что у нее могли быть иные причины для критики, кроме «желания помучить» его, и поэтому считает, что избиение жены не только допустимо, но и необходимо для защиты и утверждения своей самооценки.
Реактивный агрессор, типичным образчиком которого является Билли (его случай описан ранее в этой главе и главе 8), полагает, что оскорбляющий его в ходе перебранки человек заслуживает наказания, поэтому физическое насилие и даже убийство оправданно. Ослепленный эгоистическим образом мышления, он не осознаёт, что другой индивидуум тоже может чувствовать себя травмированным его оскорблениями. Как и Раймонд, Билли воспринимает своего антагониста Врагом.
Как показано в таблице, есть сходство в том, как полный враждебности агрессор воспринимает себя и свою жертву в самых разных условиях. В противоположность интерпретациям, которые сделает объективный наблюдатель, он рассматривает себя исключительно в качестве жертвы, а того, кто на самом деле является жертвой, – обидчиком и мучителем, Врагом. Способы и модели обработки информации, преобладающие в нем, жестко ограничены первичным, первобытным эгоцентрическим уровнем, а следовательно, он классифицирует свои восприятия в дихотомических категориях (друг или враг, добро или зло). Кроме того, его деструктивные импульсы не гасятся (или не ослабляются) обычными принятыми в социуме сдерживающими факторами – из-за его отношения к насилию как к чему-то принципиально разрешенному (им самим).
Участвуя в актах индивидуального или массового насилия, человек приобретает склонность все к тому же дихотомическому взгляду на самого себя и других людей. Каждый из супругов, которые переходят к выяснению отношений на кулаках, выказывает тенденцию рассматривать себя в качестве жертвы, а свою «половину» считать «плохой», «неправой»; для описания друг друга они даже могут использовать слово «Враг». Аналогично агрессоры, прибегающие к насилию, рассматривают себя в качестве невинных жертв враждебного и вредоносного поведения окружающих. Те, кто устраивает погромы, линчевания и этнические бойни, уверены, что, нападая на Врага, защищают себя. Участники каких-либо преследований охвачены предубеждениями этноцентрического или националистического характера, в результате чего они выдают себе разрешение на физическое или психологическое насилие любой степени. Точно так же в ходе большинства войн прошлого народы считали, что они сами или их «братья» подвергались опасности или жестокому обращению со стороны соседнего (вражеского) государства.
Враг моей группы – «мой Враг»; его следует подвергать дискриминации, уничижению, сегрегации, а в конечном счете просто «зачистить». Граждане государств, развязывавших войны, рассматривали свои нации абсолютно правыми, а свои действия – абсолютно оправданными. Будучи полностью уверенными в лидерах, их правоте и надежности, эти народы оказались ведо́мы скармливаемой им дезинформацией и преувеличениями. «Группизм» – как и эгоизм – создает образ лидеров групп или «своей» нации как добродетельных субъектов, объектов и сущностей, к тому же находящихся под угрозой чего-то, и поэтому оправдывает «контратаку». Многочисленные примеры, начиная с того, что творилось во времена мировых войн, и до случаев массовых боен в Боснии или Руанде, подтверждают данный тезис. Например, вступление Германии в Первую мировую войну получило огромную поддержку немецкого народа, который воспринял мысль, что армия страны просто защищала нацию от иноземного вторжения. И это утверждение было принято всеми классами общества. В книге «Rites of Spring» Экштайнс[344] описывал принятие случившегося даже интеллектуальной элитой: «В ходе войны от тридцати пяти до сорока трех заведующих кафедрами германских университетов утверждали, что Германия оказалась вовлеченной в войну лишь потому, что подверглась нападению»[345]. Греки-киприоты и турки-киприоты применяют по отношению друг к другу один и тот же, полный яда и злости, язык. Если верить тому, что пишут средства массовой информации, подобное правило применимо и к сербам с хорватами, и к израильтянам с палестинцами, и к индусам с мусульманами.
Спираль враждебности
До этого момента я рассматривал способы изучения конкретного явления на разных уровнях и обсуждал взаимодействия различных систем. Кроме того, проиллюстрировал когнитивные общности в самых разных случаях и обстановках (в семейных конфликтах, насилие с политической подоплекой и т. д., и т. п.). Однако не менее важно изучать последовательность развития враждебности и проводить соответствующие исследования на каждом уровне. Это развитие можно рассматривать как последовательность этапов – от предрасположенности, через стремительное развитие, к конкретным реакциям. Данные шаги зависят от активации определенных психологических структур и процессов.
Предиспозиция
Как легко заметить, некоторые люди реагируют с проявлением враждебности на определенные ситуации (по крайней мере, сначала), особенно на те, которые требуют действий по защите или ответной «атаки». Подобная предрасположенность встроена в некоторые специфические убеждения, например: «Если человек на меня замахивается, это значит, что он готов напасть». Некоторые убеждения подобного свойства настолько явно связаны с реально существующими угрозами, что приведут к вполне предсказуемым реакциям на провоцирующие ситуации. Другие убеждения носят более идиосинкразический характер, например: «Если кто-то мне перечит, значит, я ему/ей не нравлюсь» или «Если люди заставляют меня ждать, значит, они меня не уважают». Если такие убеждения являются жесткими и применяются ко всем ситуациям без разбора, они представляют особую уязвимость личности, воздействие на которую может приводить к чрезмерному или неуместному гневу.
Напрямую затрагивая эту уязвимость, происходящее событие активирует соответствующее убеждение, под влиянием которого делается интерпретация (или неверная интерпретация): «{так как она заставляет себя ждать}, ей все равно». Этот смысл (или толкование), проявляемый в форме автоматических мыслей, вызывает дистресс. Если уязвленная сторона обвиняет в возникновении дистресса другую сторону, вовлеченную в конфликт, то первая ощущает в адрес второй возмущение и гнев, а также желание наказать. В то же время, если в результате всего первая сторона будет ощущать уменьшение, падение самооценки, это вызовет еще и чувство грусти, печали, уныния.
Большее клиническое значение имеет развитие более стойкого враждебного мышления. Данное психологическое состояние характеризуется постоянными, наполненными враждебностью столкновениями человека в семье или с посторонними людьми[346]. Возьмем для примера очень частую и характерную ситуацию, когда первоначально позитивные образы друг друга у жены и мужа постепенно перерождаются в негативные. Негативный имидж возникает в результате семейных конфликтов, а затем усиливается интерпретациями поведения друг друга, носящими отрицательный характер. Предположим, что имидж такого рода изображает партнера как Врага. Когда супруги «приходят в себя» после ссоры, эти образы теряют значительную часть отрицательного заряда, и поэтому они (супруги) могут воспринимать друг друга в более-менее реалистичном свете.
А теперь предположим, что отдельный инцидент или серия инцидентов напрямую бьют в уязвимое место – и так шаткое представление о себе одного из партнеров и, скажем, ссора перерастает в акты физического насилия. Образ Врага получает новые подтверждения и начинает оказывать заметно большее влияние на интерпретации последующего поведения. Таким образом, негативные образы становятся более сильными, активировать же их оказываются способны все менее серьезные столкновения. В конце концов, образы Врага у каждого партнера приобретают законченные формы, и они полностью определяют реакции супругов друг на друга. В конечном итоге эти оформившиеся образы приводят к разводам, серьезному физическому насилию или в крайне редких случаях – к убийствам.