"Куда мы идем?" — спросила она, когда я готовился вылезти из Ровера.

— Не мы, а я. Оставайся здесь."

— Ник, нет!

"Так должно быть. Тем временем вы можете повернуть джип и заправить бак из канистр. Если мне это удастся, может потребоваться быстрое отступление. Если я не приду, то...

"Не говори так."

— Если у меня ничего не получится, — повторил я, — тогда у вас есть шанс. Бензина более чем достаточно, чтобы вернуться в Тегусигальпу.

— Я ненавижу тебя, — крикнула она мне вдогонку. Я посмотрел через плечо на стройную фигуру, сидящую в « лендровере» . Если бы только не было так чертовски холодно и ситуация не была такой опасной и безотлагательной! Тогда мне хотелось бы посмотреть, знает ли она тоже, что такое любовь. Мое шестое чувство подсказывало мне, что мой любезный русский агент был достаточно страстным, чтобы заставить нас забыть, что нам когда-либо было холодно.

Я достиг конца плато и начал взбираться на холмы, ведущие к отвесной скале над долиной. Мне пришлось утрамбовывать снег одной ногой, пока он не стал достаточно твердым, чтобы выдержать мой вес. Затем другой ногой следующий кусок и так далее. Это было смертельно утомительно. Шаг за шагом я поднялся. Вскоре я перестал чувствовать мышцы ног из-за притопывания. На очень крутых участках приходилось ползти на коленях. Я с трудом поднялся с помощью рук. Наконец я достиг верхнего края обрыва. Теперь мое путешествие к скале прямо над Поленсией началось.

Первая часть была не слишком сложной. Она состояла в основном из лабиринта кустов и небольших деревьев, из которых в самых странных местах росли беспорядочные ветки. Но потом чаща этих продуваемых ветром старых деревьев прекратилось. Я пришел в густой лес. Крупные хвойные деревья, дубы и вязы склонялись под напором порывов ветра. Ветви двигались быстро. Это выглядело так, будто руки качались из стороны в сторону, чтобы согреться. Некоторые деревья рухнули под тяжестью снега и сломались с замерзшим стволом. Мне приходилось идти по ним или под ними, больше ползая, чем идя.

Несмотря на снег, который все засыпал и сравнял с землей, я увидел, что деревья стоят на холме. Этот холм лежал над руслом реки, как раз перед тем местом, где река с громовым грохотом обрушивалась в долину. Там была большая группа елей; темные, изогнутые формы близко друг к другу. Я пошел туда под прикрытием деревьев. Здесь ветер был менее сильным, а снег менее плотным. Я вышел на берег реки и внимательно огляделся. Ветер стих. Это позволяло лучше контролировать путь. Снег вокруг меня выглядел мирным и дружелюбным. Веревка тяжело давила на мое раненое плечо. Я бы с удовольствием перекинул её через другое плечо, но мне приходилось держать правую руку свободной, чтобы стрелять.

Я несколько раз потянул защелку автоматического пистолета, чтобы освободить его от загустевшего от холода масла. Я остановился как вкопанный и стал ждать. Я искал и слушал, есть ли кто поблизости. Нигде не было никаких признаков жизни.

Река — как бы ее ни называли — текла подо льдом и снегом, как канализационная труба. Я сомневался, что она замерзает в обычную зиму. Деревья и кустарники, вырванные бурей с корнем, закрепились среди скал посредине. Деревья образовали из снега грубую плотину, протянувшуюся от одного берега до другого.

Я двинулся вправо через неглубокую впадину к скале. Около водопада, как раз перед тем местом, где река впадала в долину, повалилась большая ель. Он был наполовину на берегу, наполовину в реке. Нижние ветки были глубоко под снегом, но корни все еще выглядели свежими. Это означало, что дерево было вырвано с корнем совсем недавно.

Я остановился здесь. Я привязал один конец веревки к дереву. Я обвязал другой конец вокруг талии. Я пересек замерзшую реку и направился к водопаду. Идти по льду реки было бы легче, но я не хотел быть обнаруженным. Мой план был прост. К тому времени, когда я использовал всю длину веревки, я был бы достаточно близко к водопаду, чтобы развернуть превосходно замаскированную гранату Тамары и разрушить громоздкую плотину. Я рассчитывал на то, что только что образовавшийся лед не схватится полностью. Если бы лед лопнул, эта скопившаяся масса хлынула бы вниз, как вода из резервуара. Поленсия была прямо внизу, в долине. Население исчезло. В городе остались только люди Земблы и передатчик.

Это было небезопасно. Граната могла взорваться до того, как я доберусь до безопасного укрытия за деревьями. Стена снега и льда с бешеной скоростью заскользила бы по краю. Результат был бы смертельным, как оползень. И я не собирался позволить, чтобы меня захлестнул этот водоворот. Я ничего не знал о настройках опережения зажигания. Веревка была моей единственной надеждой.

До плотины оставалось еще метров пятнадцать, еще десять. Я пробирался мимо веток и камней. «Мандариновую бомбу» я держал в одной руке, автоматический пистолет — в другой. Мне показалось, что я слышу голоса, но ничего не было видно. Ненадолго. Я подполз ближе, моя голова и мое тело были так низко, как только я мог наклониться. Я почти достиг скалы, когда снова услышал звуки. На этот раз ошибки не было! Через еловую рощу прошли какие-то мужчины. Они шли к реке. Их голоса эхом отдавались сквозь снег. Я отчетливо слышал, о чем они говорили. «…здесь следы, я же говорил, мне показалось, что я увидел что-то странное. Он не может быть далеко.

В метре от меня изо льда торчал кусок бревна. Я нырнул в это убежище по льду и оказался в яме среди шуршащих ветвей. Мои преследователи, должно быть, услышали меня. Я затаил дыхание, русский пистолет был готов выстрелить в моей руке. Я услышал другой голос, кричащий по-испански. "Мира. Вот веревка. Она идет через реку.

Я посмотрел сквозь мертвые ветки. Я смог различить четыре фигуры, останавливающиеся на берегу реки. На мужчинах была бесформенная форма с эмблемой, которую я уже видел в храме. Их кулаки в перчатках цеплялись за винтовки, когда они пристально смотрели на лед. Дул легкий ветерок, от которого их униформа прилипала к телам. «Такой же морозный, как и твоя сестра», — сказал третий, усмехнувшись. "Привет!" — ответил второй мужчина непристойным жестом. — Возьми веревку, Хосе. Посмотрим, хороший ли ты рыбак.

Я потянулся к веревке вокруг талии и развязал ее. Я не хотел три раза стрелять в четырех парней. Я бросил веревку и смотрел, как она извивается во льду. Я бессознательно поднял левую руку, ту, что с бомбой Тамары. Капли пота внезапно выступили у меня на лбу. Я недоверчиво уставился на гранату. Я случайно сломал трубку зажигания на три четверти пути вверх. Предположительно, это произошло, когда я нырнул в укрытие. Три четверти чего? Снаряд был взведен и мог взорваться в любой момент — но когда? Я присел за упавшим деревом, гадая, не взорвется ли вдруг граната прямо мне в лицо. Внезапно я услышал: « Ойе друзья ! По следам омбре. Там кто-то сидит у реки!

Четверо мужчин пошли прямо на меня. Один склонил голову, чтобы изучить следы. Все они держали винтовки в руках, готовые стрелять. Я осторожно направил пистолет Тамары на лидера четверки. Он был всего в двадцати ярдах, когда я выстрелил один раз. Я видел, как мужчина схватился за живот и упал на колени. Я оставил мандариновую бомбу на развилке ветки. Один из оставшейся троицы поскользнулся и упал плашмя на лед. Двое других немедленно открыли огонь. Пули преследовали груды снега и ледяных осколков, которые больно били меня по лицу. Я выиграл несколько секунд благодаря эффекту неожиданности. Тогда эти ребята будут лучше целиться. И я был почти на их прицелах. Они не могли промахнуться.