И она на цыпочках вышла из комнаты.

Спят.

Тихо спят. Сопят, да боярыня Савровская, честная вдова, старшею над Мудрославиным двором поставленная, во сне похрапывает тоненько да жалобно. Прочие девки тихи. Не ворочаются даже.

Ступали на цыпочках. И что-то было такое в этом побеге, донельзя детское, напомнившее о прежних, почти забытых временах, когда не чувствовала Мудрослава тяжести венца царского.

И долга.

И прочего всего.

Яр ненадолго задержался над боярынею, склонился, будто поцеловать желая.

– Что ты…

– Т-с-с-с, – он прижал палец к губам и подмигнул, уголек из рукава доставая.

– Яр, не сейчас!

– А когда? Или думаешь, я забыл, как она меня веником гоняла?

Вот ведь…

Дверь отворилась беззвучно. И Мудрослава едва не закричала от страху, но вовремя совладала. Мертвяки. В доспехе. Вчера они тоже были, но там, во дворе замка и еще стражею в воротах. А ныне вот подле её покоев.

Охраняют?

Или стерегут? Или и то, и другое разом?

– Ух ты! – Яр вот в восторг пришел и застыл перед мертвяком.

Доспех хорош.

Черный угольный. Этакий внушает… правда, не страх. Первый испуг прошел, и Мудрослава поняла, что на самом-то деле ничего-то жуткого нет. На рыцаря похож, из тех, про которых в книжке писано.

Бронный.

Оружный.