10

Четвертого и пятого января мы получили два подробных отчета о пребывании доктора Гроссмана в Браске, но о них — чуть позже. Сначала я расскажу, чем мы занимались последние десять дней.

Во-первых, два дня мы отдыхали — каждый по-своему, ничего особенного, упоминаю о них лишь для того, чтобы вычесть два из десяти и получить восемь более-менее рабочих дней.

Во-вторых, Изида. За ней мы установили наблюдение. Большую часть времени она проводила в «Дум-клубе», дума принимала только Оливера Брайта. Уверен, она бы приняла и меня, но Шеф запретил «выходить на контакт». Особое внимание мы уделили ее личной жизни — как в браке, так и после него. Знакомцы Борисовых уверяют, что те жили душа в душу, и это несмотря на огромную разницу в возрасте и абсолютную несхожесть интересов. Портрет ЧГ никто не опознал — среди знакомцев не оказалось ни одного поклонника Эль Греко. По словам сотрудников, Борисов был кибернетиком от бога, всю жизнь он конструировал роботов. Он основал собственное конструкторское бюро, ставшее впоследствии заводом по производству бытовых роботов. Потом, в эпоху глобализации, он продал половину своих акций земному «Роботрониксу», и роботы стали выходить под их маркой, завод же переименовали в «Роботроникс-Фаон». Конструкторское бюро осталось частью предприятия, Борисов лично возглавлял его до самой смерти. «Дум-клуб» был вторым его увлечением. Он конструировал для него роботов. Мои товарищи по оружию являлись не лучшими их представителями, но таковых было большинство. Богатая публика не любит, когда роботы ее в чем-то превосходят — известно ведь, что тупость механических слуг является одной из дежурных тем в аристократических салонах. Интересно, что Оливер Брайт был хорошо знаком с Борисовым, и именно Борисов познакомил актера с Изидой. Об отношениях между Изидой и Брайтом еще можно как-то догадываться, но что сблизило актера с кибернетиком — полностью покрыто мраком.

Умер Борисов 26-ого апреля прошлого года. Говорят, что все к этому шло. Двадцать лет он жил с искусственным сердцем. Где-то в декабре позапрошлого года, то есть, за пять месяцев до смерти, выяснилось, что оно выработало свой ресурс раньше времени. Борисову требовалась пересадка нового сердца. Рутинная по нынешним временам операция была в случае Борисова крайне рискованной, вероятность успеха не оценивалась выше пятидесяти процентов. Борисов откладывал операцию до тех пор, пока искусственное сердце не остановилось. Это случилось, когда он работал в своем домашнем кабинете. Его вовремя нашли, перевезли в госпиталь и сразу же прооперировали. В первые часы после операции всем казалось, что монетка легла той стороной, на которою ставил Борисов. К нему допустили Изиду, и несколько минут они разговаривали наедине. Внезапно, во время беседы, он потерял сознание. Его снова положили на операционный стол. Через два часа он умер. Разрыв аорты, изношенной вековым стажем.

К чему все эти подробности? Налицо классический треугольник: старый муж, относительно молодая жена и богатое наследство. Нельзя было не проверить, не помогла ли Изида ему умереть. Кстати, Яна ставила на невиновность и выиграла: у меня — десятку, у Ларсона — двадцать, сколько у Шефа — не знаю.

В-третьих (если кто-то до сих пор интересуется счетом), чета Петерсонов, владельцев Краба. Они добиваются, чтобы полиция вернула им робота. Под тем предлогом, что мы способны им посодействовать, я встретился с Петерсонами у них дома, прозванного остроумной Яной «Краб-хаусом». Дородная госпожа Петерсон оттеснила мужа на задний план, оставив передний для себя, меня и беспородного кобеля по кличке Фаг, который подавал голос всякий раз, когда произносилось имя робота.

— Краб (гав!) всегда был послушным роботом, — говорила Петерсон со слезой в голосе. — Что они там с ним сделают!

— Тюрьма его испортит, — поддакнул я. — Как же вы не уследили?

— Вы считаете, его конфискуют? — поняла она по-своему.

— Мы этого не допустим. Скажите, а с вашими друзьями он ладил?

— Конечно. Они даже завидовали нам: говорили, какой трудолюбивый и понятливый у вас робот, вот бы нашему у него поучиться. Но я всегда была против того, чтобы роботы общались между собой.

— Опасались дурного влияния?

— Ирония, молодой человек, здесь неуместна. У Гладстонов… помнишь Гладстонов? — обратилась она к мужу, но не успел он кивнуть, как она снова повернулась ко мне: — Когда они приобрели второго робота, у первого началась депрессия, он стал каким-то рассеянным и зачастую не понимал, чего от него хотят. Механик сказал, что это… — она нахмурилась, припоминая диагноз, — …волновой резонанс, какой-то. Мол, второй робот наводит на первого какие-то магнитные колебания, и колебания вызывают помехи. Короче говоря, они сдали второго робота обратно в магазин. Там долго отказывались его принимать, Гладстоны даже хотели подавать в суд, писали жалобы в общество по защите прав потребителей, но, в конце концов, все кончилось компромиссом: в том же магазине они поменяли робота на два телевизора, холодильник и компьютер, которые потом продали по объявлению. Потеряли, конечно, в деньгах, но подержанного робота ни за что не продашь, это вам не флаер! Я бы, например, никогда бы не купила чужого робота, кто его знает, чему его научили предыдущие хозяева. Вот у Картеров…

— Хорошо-хорошо, — я готов был дослушать историю Картеров в другой раз, — я понял, что Краб, когда вы его купили, был абсолютно новым.

— Ну, разумеется, новым! — она недовольно передернула плечами. — Это-то меня и возмутило!

— Что возмутило? — растерялся я.

— Что он вдруг испортился.

— Все роботы рано или поздно портятся — либо выявляется заводская недоработка, либо из-за неправильного обращения. А когда вы его приобрели?