Чтобы разглядеть скульптуру в деталях, мне пришлось встать с тигриной шкуры и подойти поближе. Все сооружение было около полуметра высотой. Закончив осмотр, я вернулся к Изиде.
— Ну и?
—
— Квазиабсолютно, — ввернул я ларсоновское словечко. — Что-то похожее я видел на представлении у одного фокусника. Два случайно выбранных зрителя выходят на сцену, где стоят две одинаковые корзины с разноцветными шарами — черными, белыми, красными… Выбранные зрители наугад, каждый — из своей корзины, достают по шару, и шары оказываются одинакового цвета. ЭПР-фокус называется — вроде как еще Эйнштейном придуман был в двадцатом веке.
— Никогда не слышала о таком фокусе, но раз сам Эйнштейн…
Быстрым рывком она поднялась на ноги, прогнулась, распрямляя спину, затем подошла к светильнику «Вирадж» и встала так, чтобы свет падал на нее сзади, и, стало быть, я мог разглядеть контуры ее фигуры сквозь сари.
— Скажите, только честно, мне идет трико?
— Эээ, ммм, — мычал я, озадаченный требованием отвечать честно.
— Я все поняла, можете ничего не говорить, — и с обиженным видом она отвернулась.
— Давайте я спрошу, кто круче — я или Олли Брайт, и мы будем квиты, — предложил я миролюбиво.
Она обернулась и, сдерживая улыбку, проворчала:
— На вас невозможно обижаться. Забудем.
Тем не менее, аудиенция была испорчена. Изида сказала, что ей пора собираться в «Дум-клуб». Провожать ее не надо, над моим членством в клубе она подумает и, разумеется, учтет то, что сказали ей карты.
8
— Уверен, — сказал я Шефу, — она примет меня в клуб.
— С чего ты взял?
— Она ничем не рискует. Мне предстоит дальняя командировка, во время которой меня подвесят за ребро. Члены клуба почтят мою память залпом из маркеров. Ночное небо украсит облако светящейся краски. Интересно, какой цвет они выберут.
— Нарисуй, как лежали карты. — Наверное, моя болтовня ему надоела.
Я нарисовал — без картинок, но с подписями.
Не обошлось без претензий.