– Еще в 84-м умер. Как тебя за фарцу по ментам принялись таскать, так у него инфаркт произошел.

– Меня? – изумился младший. – За фарцу?

– Ну да. И еще за торговлю валютой. Не посадили только потому, что тебе было всего четырнадцать лет. Исключили из комсомола. Отец винил в смерти деда тебя. Я не мог терпеть ежедневные скандалы, плюнул на все и ушел в армию. Из-за твоей неблагонадежности заслали меня на БАМ – а я в Афган хотел. На БАМе встретил будущую жену, Дарью. Возвращаться не стал. Женился, поступил в институт, закончил, начал работать. С тобой мы виделись часто – я в Москву приезжал не раз и не два.

– А у меня какой был институт?

– Сначала – никакой. Тебя никуда не брали. Ты же был практически преступник, КГБ тобой интересовалось. Даже для армии придумали тебе плоскостопие – чтобы ты советских воинов не разлагал.

– У меня?! Плоскостопие?!

– Я же говорю – придумали. Поступил ты только в 92-м, когда комсомольские и прочие характеристики уже не требовали. Закончил с красным дипломом, улетел в Америку. Мы все еще спорили, сдавать родительскую квартиру, или не сдавать. Вернулся, женился, я на твоей свадьбе в бассейн скульптуру уронил. Не помнишь?

– Нет.

– Ну, а то, что я тебе о нашей родословной рассказывал по пьяни, помнишь?

– Какой родословной? Да нет же!

– Эх… – Игорь встал и зашагал по комнате. – Не хочу заново все это переживать, но, считаю, ты имеешь право знать. Ты мне не родной брат.

– Вот так новость! – у младшего отвисла челюсть. – А какой – сводный?

– Нет, – отрицательно покачал головой Игорь. – Тебя в 72-м дед с мамой нашли.

– Как это – нашли?

– Как я потом понял, папа с мамой хотели второго ребенка, но случился выкидыш. Мама побоялась еще рожать. А тут, зимой, когда отец с дедом еще общались, в нашем же подъезде наткнулись на тебя. Маленького, голенького, да еще со сломанной ногой и ранами на бедре и на плече. И без сознания. Ну, дед схватил тебя и понес домой отогревать, вызвали «скорую». Тебя увезли, дедушка был вне себя, все кричал, кто это мог так с ребенком поступить? Через какое-то время решили найденыша навестить. По оценкам врачей, твой возраст составлял два года, может, два года и два месяца. Лежал ты в гипсе – как потом выяснилось, стопа у тебя на одних сухожилиях висела, щиколотка раскололась, как ты смог восстановиться, что потом в футбол играл, мне до сих пор непонятно…

– Мне мама говорила, что мои шрамы на плече и на бедре от того, что я в младенчестве на разбитую бутылку во дворе упал…

– Ну-ну. И когда ты в больнице увидел маму с дедом, то обрадовался и заговорил… на старославянском. Дед чуть не рухнул. Думал, что какие-нибудь староверы тебя в Москву привезли и бросили. Вот он маме и посоветовал тебя усыновить – мол, один нужный для историка язык уже знает, другим научим. Шутил. Просто ты ему приглянулся. Наверное, папа тебя потому и не особо любил, что ты ему не родной. Но не я! – Игорь стукнул себя кулаком в грудь. – Не я! Ты для меня – брат, был, есть, и будешь, я даже ни секунды не задумывался о том, что ты – не Белолобов!

Олег сидел, будто в трансе, потом повернул голову к брату и произнес:

– Игорь. Я самый настоящий Белолобов. Более настоящего не бывает.

– Конечно! – вскричал старший. – Конечно!