То, что ребенка нашла Ханна, а не кто-то еще, стало настоящей удачей: многие люди в графстве Эссекс избавлялись от нежеланного дитяти с той же легкостью, как топили котенка. Ханна была натурой великодушной и недолго думала, взять ли домой брошенного ребенка. Она сделала гораздо больше: сшила девочке синее платье, а для защиты и удачи привязала к лодыжке клочок синей шерсти.
Жители ближайших деревень и городков верили, что среди хороших, порядочных людей скрываются слуги зла, из-за которых дети умирают от оспы и лихорадки, а земли, проклятые ими, остаются невозделанными. То, во что верили люди, часто сбывалось: там, где они воображали проклятие, оно, казалось, и в самом деле существовало. То был год, когда по какой-то загадочной причине по небу пронеслись две кометы, а вулкан Этна в Италии, который начал извергаться, разнес пепел так далеко, что тот достиг даже их деревни в английской низменности. Казалось, выпал мартовский снег. В тот год двое лондонцев где-то подхватили чуму, и число заболевших с каждым днем увеличивалось. Люди носили маски, запирались в домах, но болезнь находила их и там, как они думали, проникая сквозь двери или просачиваясь в окна. На самом деле заразу переносили из дома в дом лекари, которые даже не подозревали, что надо мыть руки. К 1665 году Лондон потерял шестьдесят восемь тысяч жителей.
Когда Марии исполнилось два года, Великий лондонский пожар[4] уничтожил семьдесят тысяч из восьмидесяти тысяч домов в городе. Весь сентябрь воздух был наполнен дымом. Птицы падали с неба, а дети выкашливали из легких черную слизь – явный признак того, что им не суждено увидеть свой следующий день рождения. Мир оказался опасным местом, где люди, наказанные за свои грехи, вопреки фактам верили, что перемена к лучшему в судьбе зависит от степени их благочестия. В те годы происходили необъяснимые жестокости, а доброта была редким неоценимым даром, которым сполна обладала Ханна Оуэнс.
Было известно, что в графстве жили те, кто практикует Непостижимое искусство – заклинания и ритуалы, передаваемые из поколения в поколение хитроумным народцем, знавшим больше, чем остальные. Эти женщины понимали мистическую природу медицины и любви, изо всех сил стараясь прорвать завесу, отделявшую людей от знания, способного спасти их от бед. Обладавшие такой особой силой (в графстве их называли ведьмами) могли залечить сердечные раны так же легко, как избавить человека от лихорадки, но делали это осторожно: ведь женщин привыкли обвинять чуть ли не во всех бедах мира.
Более чем двадцатью годами ранее Мэтью Хопкинс, молодой человек из деревни Мэннингтри, раскинувшейся на берегах реки Стур, что протекает в графстве Эссекс, начал преследование ведьм. С помощью графов Уорика и Манчестера он превратился в настоящего генерала армии охотников на людей, обвиняемых в колдовстве. За то, что он отправлял женщин на смерть, Мэтью выплачивали кругленькую сумму. Он обладал всем, что позволяло объявить кого-либо ведьмой, словно один мог видеть сквозь призрачную завесу и добывать свидетельства зла. Отметина на руке или щеке женщины, птица на ее окне, собака, кошка или другое создание, не отходящее от нее ни на шаг, книга о магии, обнаруженная в буфете или под соломенным матрасом, недовольный, озлобленный сосед, готовый дать нужные показания, – все это могло служить доказательством вины, особенно если речь шла о незамужней женщине, которую некому было защитить.
Во времена охоты на ведьм существовало поверье, что колдунью можно поймать в ловушку, если пригвоздить ее ступни к земле, чтобы не убежала. Для этой цели использовали железные капканы на лис, поскольку было хорошо известно: могущество ведьмы уменьшается вблизи металла. Некоторые охотники на ведьм действительно прибивали ноги женщин к земле и смотрели, сумеет ли она убежать. Если женщине удавалось ускользнуть, ей следовало промокнуть то место, куда входил гвоздь, розмариновым маслом и произнести заклинание мести и защиты:
И все же обеспечить защиту было нелегко. Против трехсот подозреваемых выдвинули обвинение, сто несчастных отправились на виселицу. Обвиняемых проверяли, привязав к стулу, который швыряли в пруд или реку, и смотрели, утонут ли они или всплывут, как положено ведьмам. Это было испытание, которое невозможно выиграть. Ханне Оуэнс повезло: она избежала виселицы, поскольку процессы по обвинению в колдовстве закончились и безумие прекратилось, как лихорадка, внезапно и без всякой видимой причины. Возможно, в конце концов возобладала логика. Осужденных выпустили из тюрьмы, за что те были благодарны, хотя никаких извинений, объяснений и тем более компенсаций они не получили.
Хопкинс, не дожив и до тридцати, умер от болезни легких, которую, по слухам, подхватил, простудившись после купания. Очень многие от души порадовались, услышав, что злой рок осудил его на своего рода утопление: его легкие оказались переполнены водой, и он как бы захлебнулся, словно был привязан к стулу и погрузился вместе с ним на дно пруда. Множество женщин в графстве Эссекс праздновали день его похорон, разжигая костры и радостно наполняя кружки элем. Ханна в тот день выпила чашку чая, смешанного со снадобьем, которое готовила, чтобы не пасть духом в те ужасные времена, когда женщина не могла выйти на улицу без страха, что ее обвинят в злонамеренных действиях. Для этого было достаточно книги, обнаруженной среди ее пожитков, или просто умения читать и написать свое имя.
Хотя мания исчезла, матери продолжали привязывать детей к колыбелям, чтобы тех не украли ночью, и ставить на подоконники для защиты жилищ миски с дорогостоящей солью. Мужчины, стремясь задержать удачу, прибивали над дверями амбаров подковы: они опасались, что ведьма лишит их здоровья, поместив взятые у них прядь волос или обрезки ногтей под свесом крыши. Детей учили никогда не разговаривать с незнакомцами; если заблудятся и их попытаются заколдовать, нужно выкрикивать в ответ числа, чтобы разрушить чары. Тех несчастных детей, которые действительно терялись, искали при помощи кувшинов с козьим молоком, как полагали, любимым питьем ведьм. Нередко случалось, что пропавшие дети возвращались поздно ночью с репейником в волосах и не могли дать матерям никакого внятного объяснения – лишь жалкие оправдания, что потерялись в лесу и не сумели найти дорогу домой.
Ханна Оуэнс жила вдали от людского зла, в лесной глуши, в маленьком домике, скрытом в зарослях ползучих растений. Его выстроил местный плотник, которого никто не нанимал из-за его врожденного уродства. То был честный, простой человек, позднее утверждавший, что старуха осчастливила его, дав целебную мазь со своего аптекарского огорода, которая вдохнула силу в его сухую руку – та вновь начала действовать. Крыша дома Ханны была крыта соломой, дымоход обмазан глиной, перемешанной с тростником. Возле очага всегда стоял горшок с водой, на случай если искра от огня зажжет тростник. Дорожка к ее дому, выложенная неровными сизыми камнями, поросла кустарником. Так было даже лучше: трудность доступа к дому спасала от любопытных глаз. И все же женщины из городка и окрестных ферм, когда им было очень нужно, находили дорогу и стучали в дверь, отчего начинал звенеть медный колокольчик.