Мои губы стали уже не такими властным и напористыми, я продолжал её целовать самым нежным и чувственным поцелуем, на который только был способен. Мы стояли посреди музея и наслаждались ласками друг друга, совершенно не заботясь о том, что нас запросто могут здесь застукать. Лиза расслабилась и вся обмякла в моих, ласкающих её трепещущее тело, руках.
— Больше никаких "Лука Алексеевич" наедине, поняла? — упрямо твердил я в её губы, а мои руки уже забрались под тонкую, полупрозрачную блузку и, сквозь кружево белья ласкали трепещущую, налившуюся грудь. Пальцы нашли набухшие, сочные соски моей девочки и начали нежно их сжимать.
— Скоро ты будешь называть меня только "любимый", вот увидишь — прошептал я между поцелуями.
От этих слов она вся напряглась и резко отпрянула. Моя строптивая малышка стояла в метре от меня, гневная, с пылающим от злости взглядом, но всё ещё не отдышавшаяся от моих бурных ласк.
- Не дождёшься! — свирепо выпалила она.
— Ты не можешь отрицать того, что нас безумно тянет друг к другу. Между нами бешеная, просто крышесносная химия! Разве ты не видишь, Лиза? — с жаром возразил я.
— Нет! Вам показалось, Лука Алексеевич, — процедила она сквозь зубы, и схватив одну коробку, направилась к выходу.
— Запомни, правильно говорить только "любимый". И совсем скоро, я буду принимать у тебя этот экзамен. Если назовёшь неправильно, буду наказывать. Пересдавать будешь бесконечно — проговорил я ей в спину, с наслаждением смакуя последнее слово и растянулся в своей самой соблазнительной улыбке.
Замерев на мгновение от моих дерзких слов, она, не поворачиваясь, возмущённо тряхнула головой и двинулись к выходу, постукивая высокими каблуками.
Эти её "Лука Алексеевич" меня страшно бесили, провоцируя схватить, прижать к стене эту несговорчивую девчонку и зацеловывать до тех пор, пока она не начнёт умолять о пощаде и не признается в своих чувствах. С другой стороны, это официальное обращение меня крайне возбуждало, я чувствовал, что она мне подчинена, что я здесь главный, что мне дано право распоряжаться ей. Это не могло не заводить!
Но как же я ошибался! Главной была она и это она распоряжалась моим сердцем и крутила меня в своих нежных ручках, как только могла!
ЛИЗА
Какой нахал!
Моему возмущению не было предела!
Да как он мог вот так открыто и нагло требовать от меня любви, когда сам был не свободен? За кого он меня принимал? За тупую дуру или за доступную дешёвку? Знает же, что я в курсе их отношений с рыжей и вот так напрямую домогается!
Вот козёл!
Всю пару я сидела и мысленно материла своего препода, а ещё ругала себя, за то, что так легко, так безвольно раз за разом поддавалась его ласкам. Не удивительно, что теперь он считает меня доступной.
Наконец, прозвенел долгожданный звонок и я, всё ещё погруженная в свои неприятные мысли, стала неторопясь складывать вещи в рюкзак. Приторно-сладкий голос Яны заставил меня очнуться:
— Лука Алексеевич, давайте я вам помогу отнести макеты, — она стояла около его стола, и обольстительно улыбалась.
Вот корова!