Я сглотнула, в желудке заклокотало беспокойство.

– Спустя некоторое время гомункулов начали видоизменять: некоторых лишили способности говорить, убрали гениталии, возможности мозга сократили до минимума. Кроме того, в лабораториях часто допускали ошибки в генетическом коде, он становился все хуже. Многие новые гомункулы были полностью искалечены либо умирали через несколько недель. И тогда в Ордене раздались первые голоса против разведения гомункулов. Гомункулы стали не более чем товаром массового спроса, а это негативно сказывалось на репутации Ордена, поскольку гомункулами стали пользоваться не только экзорцисты.

– И демоны во всем этом участвовали, чтобы продолжались исследования? – предположила я. Постепенно клубок начал распутываться, но у меня все еще оставались вопросы.

– Как ты уже знаешь, у всех демонов, в зависимости от вида, есть свои сильные и слабые стороны, – пояснил Крэйн. – Самая большая слабость демонов-лордов – получение новых тел. Для овладения телом человека, нужно убить его душу, а жизнеспособность тела уже поддерживается силами демона. Такие тела не вечны, и демонам приходится искать новые. На них ведется почти постоянная охота, а смена тела сопряжена с серьезными рисками, – Крэйн сделал паузу, придумывая, как продолжить.

Разговор вновь подхватил Зэро:

– Гомункулы были гораздо выносливее людей. Они сильнее и быстрее и отличались от людей тем, что их не нужно было убивать, чтобы овладеть ими. Они стали идеальными телами для демонов-лордов, поскольку не умирали после эксплуатации. Демоны использовали их как одежду, надевали и снимали их по мере надобности. Из-за этого поймать их было почти невозможно.

– Значит, гомункулы использовались как тела… и демоны помогли в исследованиях?

– Самая большая трудность для демонов – это человеческая плоть, в которой им приходилось жить, так что…

– Гомункулы делали их практически неуязвимыми. Орден обязал демонов регистрироваться в обмен на ограниченные права. Это позволяло им спокойно жить в мире людей, если они не нарушали правила, конечно. Орден начал вести переговоры о запрете на разведение искусственной жизни, что встретило большое сопротивление со стороны пуристов.

Крэйн взглянул на Зэро и приподнял бровь, как бы спрашивая, стоит ли продолжать рассказ. У этих двоих была просто невероятная способность к невербальной коммуникации. Зэро слегка кивнул, сложил руки на груди и продолжил:

– Кульминацией сопротивления стал так называемый Q-бунт в начале девяностых. Пуристы потерпели поражение, стало известно о многих эпизодах коррупции с участием демонов. Покатились головы, многие лишились собственности, было достигнуто соглашение о запрете искусственной жизни. В 1992 году по всему миру было казнено более двух миллионов гомункулов.

Нелегальные лаборатории еще оставались, но большинство из них со временем были ликвидированы. Последняя была найдена четыре года назад на Манхэттене. Сотрудники пытались уничтожить все возможные улики, и в итоге удалось найти лишь одного выжившего и несколько документов, указывающих на Примуса. С тех пор он под следствием, но прямых доказательств не нашлось. В лаборатории также были найдены остатки гена, которые похожи на клетки огромной мандуки. Из этого следует, что кто-то пытается возобновить создание гомункулов.

Несколько минут стояла тишина, пока я собиралась с мыслями.

– А…почему вы двое взялись за это? Без обид, но двое новичков против такого дела… может, этим стоит заниматься обученным экзорцистам?

– Если бы не характер Крэйна, то он закончил бы Академию еще три года назад.

– Зэро, – недовольно сказал Крэйн.

– Это… это Крэйн тогда нашел эту лабораторию, и там был я.

Я удивленно посмотрела на обоих и выпрямилась.

– Ты был там?

Зэро кивнул.