Он смущённо замолк.

И всё-таки этот разговор немного успокоил его. Главное, в чём он смог убедиться, «золотой» девчонке его статус был совершенно безразличен. Обычно на «белых» реагируют куда как выразительней…

Как-то он бегал смотреть, как выселяли семью люстранта Попова, который оклеветал почтенных сударей: Дениса жар Гаврилова — хозяина торговой сети «Полюшко», где сам Попов работал на должности заведующего складом, и деревопромышленника Степана жар Лескова-Дёмина.

Истории, придуманные этим псевдоборцом за справедливость, были настолько идиотскими, что только такой же идиот мог в них поверить. И ладно бы неугомонный конспиролог просто трепал языком о своих болезненных фантазиях, но ему хватило ума написать обо всём в газету. А когда из редакции пришёл ответ: «По данным вопросам обращайтесь в суд», то он не придумал ничего лучшего, чем так и поступить.

На суде Попов утверждал, что сударь жар Гаврилов договорился с коммунальщиками, чтобы те зимой во время самых лютых морозов на несколько дней отключали отопление в целых кварталах города. Целью этой диверсии, по версии завскладом, была стимуляция продаж электронагревательных приборов в хозотделах универсамов «Полюшко». Попов клялся, что электронагреватели в больших количествах поступали на склады аккурат перед очередными отключениями.

Стоит ли говорить, что назначенная судом проверка никакой взаимосвязи между авариями на теплоцентрали и увеличением поступающих в сезон холодов на склады «Полюшка» электронагревателей не выявила?

Но настоящую «славу» неугомонному завскладу принесла история со спичками.

Второй жертвой пытливого ума Попова стал владелец завода по производству спичек Степан жар Лесков-Дёмин. Попов обвинял Степана Фёдоровича в том, что тот на своём заводе якобы «намеренно покрывает каждую вторую спичку специальным антигорючим раствором, вследствие чего спички неизменно гаснут не только на ветру, но и в закрытых помещениях». И выходило, что только половина продукции была пригодна для использования. Кроме сударя жар Лескова-Дёмина спичек в губернии никто не производил, и, по словам разоблачителя, «этим нечестным манёвром, направленным на подрыв благосостояния полноправных граждан, лиходей вдвое поднимал продаваемость своей продукции при неизменной усреднённой потребности». В доказательство своих слов Попов просил предоставить ему несколько коробков «Хозяйственных № 1», чтобы прямо в зале суда провести наглядный эксперимент, в чём ему, конечно же, было отказано.

За клевету, порочащую честь и достоинство уважаемых людей, Попов поплатился не только своим статусом, но и статусом всей своей семьи, которая не стала подписывать отказ и отправилась в социальное изгнание вместе с ним.

Народу на «проводы» пришло человек сорок, не считая нескольких жандармов и участкового. Чтобы не путаться под ногами зевак и как можно лучше всё разглядеть, Славка и его закадычный друг Валька Зуев залезли по газовой трубе на козырёк подъезда. Участковый, было, зашикал и порывался согнать их, но командир жандармов плотный пышноусый поручик неожиданно дозволил такое нарушение. «Пусть посмотрят. Полезно», — придержал он за локоть своего коллегу. И Славка с Валькой ощутили себя чуть ли не главными действующими лицами этого представления.

Известно, что люстрантам при выселении можно забрать с собой ровно столько вещей, сколько они могут унести. А мебель, которую, понятное дело, никто никогда не уносил, потом продавали с аукциона прямо во дворах. Либо, если она совсем уже потеряла товарный вид, отдавали на благотворительные нужды.

Первым из подъезда вышел глава семьи. На спине он тащил такой огромный тюк с тряпьём, что низкорослого Попова почти не было видно из-под ноши. Кроме тюка бывший завскладом нёс здоровенный коричневый чемодан. Провожающие встретили его молчаливым осуждением. Даже на детской площадке, где всегда полыхал шум и гам, стало тихо.

Следом вышла жена Попова Анна Борисовна, до люстрации работавшая воспитательницей в детском саду, куда ходили когда-то и Славка с Валькой. На Аннушке было надето длинное зимнее пальто, несмотря на то, что на дворе стояло лето. И ещё тащила за собой тележку на колёсиках, доверху уставленную книгами, а на плече у неё висела такая увесистая дорожная сумка, что высокая и стройная Анна Борисовна согнулась под её тяжестью, как сломанная кукла.

Последней вышла их дочь Олька Попова — худая и длинная девица, учившаяся в одной со Славкой и Валькой школе, но на два класса старше. Она тоже была в пальто. Только в осеннем, коротком. И с походным брезентовым рюкзаком за плечами. В обеих руках Олька несла груду пакетов, которые при каждом шаге лупили её по тощим икрам.

Валька, как оказалось, к «проводам» подготовился основательно. Дома он заранее изготовил меловую бомбочку, которую, как следует прицелившись, швырнул и попал прямо в спину Анне Борисовне.

Бомбочка сработала отменно, и пальто из тёмно-коричневого стало наполовину белым. Кто-то в толпе одобрительно крикнул: «Правильно! Теперь окрас в масть!». Кто-то засмеялся. Даже жандармский поручик заулыбался, взмахнув смоляными крыльями усищ. А бывший завскладом Попов, обычно очень бойкий и несдержанный на язык, втянул голову в плечи и, ничего не сказав и даже не обернувшись, пошёл к ожидавшему люстрантов фургону. Анна Борисовна выпрямила свою белую спину, словно Валькина бомбочка исправила в ней какую-то поломку, и, тоже не оборачиваясь, последовала за мужем. Только Олька обернулась. И так посмотрела, что всё ликование от удачного Валькиного броска у Славки сразу как ветром сдуло. Не узнать было Ольку. Из подростка-школьницы она превратилась в совсем взрослую бледную, уставшую и некрасивую женщину.

Тем же вечером, устроившись на балконе, Славка жёг спички. Для чистоты эксперимента спалил три коробка. Ровно у половины из них серная головка вспыхивала и тут же гасла.

«Русалка» задумчиво пересыпала песок — набирала в горсть, выпускала из кулачка тонкую струйку. Получались песочные часы, течение времени в которых определяла она сама, то сжимая, то разжимая ладонь.

— А чем вы занимаетесь? — набрался смелости Славка.

— Я? — в рысьих глазах вспыхнули озорные искорки. — Латифундистка.