— Оба были вооружены ножами.
— Я об этом не знала, а если бы и знала, то не стала стрелять — ведь они не угрожали ни мне, ни судье, они даже не поднялись наверх. Но если бы ситуация развивалась так, нам грозила бы опасность, я решилась бы открыть стрельбу. Она помолчала. — Кстати, спасибо, что не упомянули в отчете о том, что я телохранитель.
— Это не относилось к делу. К тому же отчет составлял не я, дело поручено другому.
— Все равно спасибо. — Такой отчет легко мог стать достоянием гласности, любой тележурналист ухватился за выигрышный сюжет про дворецкого-телохранителя, во время интервью об этом не было сказано ни слова, сама Сара и судья Робертс не поднимали щекотливую тему. Достаточно и того, что телезрители узнают, что судья пользуется услугами высококвалифицированного дворецкого. Упоминание о том, что этот дворецкий еще и охраняет могло привлечь нежелательное внимание и вызвать ненужные расспросы.
— Не за что, — отозвался Кахилл, по-прежнему вглядываясь ей в лицо. — А ваша речь… вы когда-то служили в полиции?
Как ему удается заставать ее врасплох? Сара прекрасно поняла смысл вопроса. У полицейских особый язык, свои словечки и выражения, он очень похож на язык военных. Сара, выросшая в среде военных, по-прежнему мысленно называла остальных людей штатскими, но, когда общалась с ними, машинально подстраивалась к их речи. А с инспектором Кахиллом она, видимо, опять заговорила на привычном языке.
— Общалась с военными.
— Вы служили в армии?
— Нет, мой отец был военным. Двое моих братьев сейчас служат в армии. Я часто перенимаю у них выражения.
— В каких они войсках?
— Отец служил в морской пехоте, Ноэль — морпех, Дэниел — сухопутный пехотинец.
Кахилл коротко кивнул:
— Я тоже из военных.
«Из военных», а не «служил в армии». Вот она, почти неуловимая, но такая значительная разница. Одни идут в армию потому, что хотят накопить денег на учебу, терпеливо ждут окончания срока службы и уходят из армии навсегда. Другие посвящают армии всю жизнь и обычно говорят, что они «из военных». Но инспектор Кахилл слишком молод, чтобы лет в двадцать отслужить в армии, потом поступить в полицейскую академию и дослужиться до инспектора.
— Долго вы пробыли в армии?
— Восемь лет.
Обдумывая этот ответ, Сара установила в зажимах новую мишень и нажатием кнопки отправила ее на позицию. Восемь лет. Почему же он ушел? Если бы его уволили за какую-нибудь провинность, путь в полицию Маунтин-Брук был для него навсегда закрыт. Неужели он получил травму, как отец, и его демобилизовали по состоянию здоровья? Сара исподволь окинула взглядом его крепкое тело. Нет, он выглядит совершенно здоровым.
Расспрашивать неудобно — ведь они лишь недавно познакомились. И потом, стоит ли допытываться? Сара вдруг поняла, что действительно хочет побольше узнать об этом человеке, выяснить, есть ли у него чувство юмора, скрывается за этим непроницаемым лицом и взглядом полицейского… А может, ей лучше об этом не знать? Что-то в нем — и не только его сексуальное тело — слишком волновало ее, вызывало необъяснимую реакцию. Должно быть, все дело в малопонятной биохимии, или в гормонах, чем-то еще, но этот человек сумел зацепить ее. Ему было бы под силу втянуть ее в серьезные взаимоотношения, вмешаться в ее работу и планы.
А может, напрасно она пренебрегает внутренними сигналами? А вдруг именно такого мужчину она могла бы любить? Как же быть — хранить верность своему большому плану или махнуть на него рукой?
Опять думать, опять принимать решения…