— Вы говорили мне в прошлый раз, что немного знакомы со сквайром, — продолжала она. — Вы могли бы попросить его проявить милосердие к Джему, когда придет расплата? В конце концов, он же еще молод и может начать жизнь сначала.

— Мое знакомство с мистером Бассетом самое поверхностное, — вежливо отвечал священник. — Мы пару раз встречались и разговаривали о наших прихожанах. Едва ли он отпустит вора, даже ради меня, особенно если он — брат хозяина «Джамайки-Инн».

Мэри промолчала. Снова этот странный слуга Божий говорил безупречные слова, и возразить было нечего.

— Вы, кажется, беспокоитесь о его судьбе? — спросил священник, и ей послышалась насмешка в его голосе. — А что, если ваш протеже, как и его брат, виновен в посягательстве на имущество и жизнь своих сограждан — что тогда, Мэри Йеллан? Вы все равно будете думать, как спасти его?

Мэри ощутила его руку на своем плече, холодную и бесплотную, — и вдруг разрыдалась, как обиженный ребенок. Все смешалось: хлопоты дня, и страх, и разочарование, и любовь к человеку, которого навсегда потеряла.

— Я не знаю, — всхлипывала она. — Я попала в ловушку, и все из-за человека, которого презираю! Я не хочу любить, как женщина, чувствовать, как женщина, мистер Дейви, это ужасно! Это крест на всю жизнь! Я не хочу этого!

Мэри отвернулась, вдруг застеснявшись своего порыва. Она чувствовала себя глубоко несчастной.

— Сколько вам лет? — спросил он.

— Двадцать три.

Он сложил руки на набалдашнике своей трости из черного дерева и надолго умолк.

Дождь усилился. Мэри дрожала, безотчетно прижимаясь к спутнику, чтобы согреться. Наконец священник заговорил:

— Вы очень молоды, Мэри Йеллан, и вам кажется, что мир раскололся на части. Но ваш маленький кризис вполне преодолим. Не стоит проливать слезы из-за мужчины, которого вы видели два раза в жизни. Скоро вы забудете своего приятеля вместе с его крадеными лошадьми. Успокойтесь же, вытрите глаза, вы не первая, кто кусает себе локти, потеряв возлюбленного. Кстати, я был прав, когда предполагал, что в «Джамайке-Инн» все успокоится? Повозки больше не будят вас по ночам?

К Мэри вернулось ощущение реальности. В памяти сразу ожил весь ужас прошедшей недели и то, что она узнала.

— Мистер Дейви, — прошептала она, — вы слыхали что-нибудь о мародерах?

Она впервые произнесла это слово, которое показалось ей почти неприличным. В карете было темно, и Мэри не видела выражения лица священника.

— Когда-то, много лет назад, когда я была маленькой, — продолжала она, — я слышала про них от соседки. Я спросила свою мать, и она мне ответила, что все это выдумки нехороших людей, ничего подобного не может быть. Она была не права. Мой дядя — мародер, мистер Дейви, он сам сказал мне об этом.

— Священник сидел неподвижно, словно изваяние, и Мэри продолжала:

— Они этим занимаются — все те люди, которых я видела в ту субботу в гостинице, — цыгане, браконьеры, матросы, бродяги… Они убивают женщин и детей своими руками, топят их, забивают камнями. Эти повозки, что приезжают по ночам, возят не контрабанду, а грузы с разбитых и ограбленных кораблей, вещи убитых людей. Вот почему моего дядю боятся и проклинают все порядочные люди в округе. Они давно подозревают его, но ничего не могут доказать. Дядя когда-нибудь напьется в присутствии незнакомого человека, и его тайна станет известна всем! Вот так, мистер Дейви, теперь вы знаете правду.

Девушка прислонилась к стенке кареты, ее колотила дрожь. Белое лицо под широкополой шляпой повернулось к ней.

— Значит, хозяин разговаривает, когда напьется? — спросил он, и Мэри показалось, что в голосе священника что-то изменилось. Недоставало прежней отрешенной кротости. Но лицо оставалось спокойным и ясным.