– Типичный мальчишка. Почему мальчишки всегда норовят кого-нибудь убить?

– Наверное, это заложено в нашей природе.

– Вы интересовались археологией?

– В принципе нет. Пожалуй, если бы отец откопал старые мечи или шлемы, все могло бы пойти по-другому, но в основном ему попадались только кусочки мозаики.

Мне вспомнилось, как по вечерам мы все сидели вокруг костра, ели сосиски и печеную картошку, а я вполуха слушал, как отец и его коллеги обсуждали свои находки. Чтобы не задеть его чувства, я изо всех сил притворялся, что мне интересно.

– Мне кажется, отец всегда переживал, когда замечал, что я считаю его работу скучной.

– И так было на самом деле?

– Работу иногда – да, но не его самого.

Как раз у одного из этих летних вечерних костров он впервые признался мне, что любит море и лодки. Я знал, что он вырос на побережье, в Норфолке, и что у его отца была деревянная парусная лодка. Мой отец часто плавал вдоль берега, останавливаясь в бухточках, где проводил весь день, собирая моллюсков или разыскивая окаменелости в скалах.

Чем больше я рассказывал, тем легче находились слова. Закончил я свою печальную историю тем, как мы стали чужими.

– Однажды летом отец проводил раскопки одного саксонского поселения, – начал я. – У него была своя особая теория об обычаях погребения в ту эпоху – он тогда очень интересовался этим периодом. Если бы ему удалось доказать, что он прав, то общепринятое понимание этого вопроса подверглось бы полному пересмотру, тем более что некоторые находки того года, похоже, подтверждали его теорию. Он напечатал статью, но, к сожалению, подтасовал ряд доказательств. Я уверен, все произошло случайно: вероятно, он ошибся в расчетах. Когда же отец понял, что произошло, статья уже привлекла внимание ученых-археологов. Он вынужден был публично признаться коллегам, что его выводы неверны. Профессиональная ошибка погубила его карьеру.

– Со всяким может случиться, – возразила Алекс, – не такой это большой грех, чтобы уничтожить научную карьеру.

– В Оксфорде личная репутация – это все. Она намного ценнее, чем деньги. И конкуренция очень жесткая. Пошли слухи о жульничестве. В конце концов отцу пришлось подать в отставку.

– Представляю, что он при этом чувствовал!

– Да, это было ужасно. Еще будучи мальчишкой, я уже ощутил, каково это. Все местное общество вступило в игру. Внезапно люди, которых мать считала своими друзьями, перестали звонить и под тем или иным предлогом отказывались от приглашений на чай. Женщины, которых она знала годами, не замечали ее на улице. Это было по-настоящему ужасно, и особенно для нее, потому что она выросла в Оксфорде и ее отец был уважаемым ученым.

– А сколько вам было лет, когда это все случилось?

– Одиннадцать.

Я рассказал Алекс, что вскоре меня отправили в частную школу и дедушка оплачивал мою учебу.

– Школа была старая, и детей там учили быть маленькими взрослыми, а не детьми. Или, по крайней мере, какими должны быть маленькие взрослые в высшем обществе. Отец моей матери совсем не давал ей развиваться как личности. В какой-то мере он был обычным снобом, воспитанным в духе иерархической системы Оксфорда. И по-моему, мой отец всегда чувствовал, что он не может конкурировать со своим тестем, ибо никогда не будет достаточно хорош в его глазах. И он оказался прав. Во всяком случае, ему пришлось несладко, и я услышал о нем только спустя два года.

– А где он был все это время? Почему вы ничего не знали о нем?