Вывеска над дверью гласила:
– Закрыто, – сказал Байрам, пробуя дверь, – для обеда вроде рановато.
– Может, мыться пошел? – предположил приезжий, скребя крашенную хной бородку.
– Так сегодня же женский день, я же вам говорил, – возразил амбал.
– Его это не остановит, – заметил краснобородый, – не зря же он рядом с баней контору открыл.
– Я сейчас в соседней лавке узнаю, – предложил носильщик.
– Узнай, – согласился бородач, – только хурджин оставь здесь.
– Конечно. Но вы меня обижаете, – засмеялся носильщик.
В ожидании вестей приезжий огляделся. Между мечетью и баней вдоль улицы тянулся ряд одноэтажных саманных строений, преимущественно мастерских – кузница, гончарная, плотницкая, бербер-хана[3]. Другая перпендикулярная к ней дорога разделяла мечеть и хамам и упиралась в торговые ряды базара, далее виднелись крыши домов, а над ними вдали высились горы, вершины которых покрывал снег.
Приезжий остался доволен панорамой. Город ему нравился. Вернулся Байрам, пожимая плечами.
– Никто не знает, этот человек о своих перемещениях им не докладывает. Они так сказали. Ну, я пойду, господин, а вы подождите.
Получив два дирхама, носильщик благодарно прижал руку к сердцу.
– Если, что, вдруг я понадоблюсь, найдете меня в порту.
Приезжий окликнул его словами:
– Послушай, а как называется этот город?
– Как, – удивился малый, – вы не знаете куда приехали? Ленкорань.
– Если бы приехал, знал бы. Я приплыл – это разные вещи. Но, если это Ленкорань, значит все верно. Значит это тот самый хафиз Али, которого я разыскиваю.