Итак, за последний год фирма «Комтех-сервис» поставила некой госпоже Дружининой Н.А. следующее: супернейрокомпьютер «Соломон», мощную солнечную батарею, модем и антенну для включения в компьютерные сети непосредственно через спутник, всевозможные сенсоры и датчики для артегомов — несколько сотен штук, инфракрасный канал обмена «гольфстрим». И еще много всякой всячины. Например, целую коллекцию шлемов — для мотоциклистов, автогонщиков, хоккеистов, скейтистов, а также каски для шахтеров и строителей — по 4 штуки разных размеров каждого наименования. Это зачем, чтобы компьютер на голову не упал? Или Пеночкин опасался падения спутника? Учитывая Петину полунормальность, все что угодно можно предположить.
Шлем, шлем… В этом что-то есть. Пятнадцать лет назад, сидя перед монитором взбесившейся тройки суперкомпьютеров «Тригон», Петя впал в транс, из которого, в сущности, так потом и не выпал. Похоже, в этот раз он решил подстраховаться. Что делает шлем? Если его металлизировать снаружи или изнутри, то — экранирует головной мозг. Правда, желательно этот шлем еще и заземлить. И будь у меня позавчера на голове такая «шапка», я смог бы запросто проникнуть в Петино логово, не опасаясь еще раз испытать на себе воздействие «фобоса и деймоса», как назвал эти страх и ужас один спасатель. И тогда мне не понадобился бы «вечный» источник со встроенной неисправностью, и еще трое суток терять не пришлось бы. А в том, что это все приобретено Пеночкиным, сомневаться не приходится, ведь Дружинина девичья фамилия его жены.
Интересно, где он такие деньги взял? Если все это сложить да подытожить — получится, что моя «сорокаградусная» фирма и за год столько не зарабатывает. А тут — полубольной псих-одиночка…
Глава 16
Просыпаюсь я среди ночи от, как мне показалось, скрипа входной двери. Вечером я ее тщательно закрыл, равно как и окна, и приставил к двери оба приписанных к одноместному номеру стула. Неужели…
Додумать я не успеваю. На фоне окна мелькает какая-то тень, я пытаюсь вскочить, но уже поздно. На голову мне натягивают одеяло и придавливают сверху чьей-то грузной тушей. Единственное, что я ухитряюсь сделать — это поджать под себя ноги и прикрыть локтем правой руки печень.
Бьют меня не очень больно. Не чтобы покалечить, а чтобы запугать. И не долго почему-то. Очень скоро туша перестает давить на меня — и это плохо, потому что остаются беззащитными почки — я пытаюсь пошевелиться…
— Чего он молчит-то? — слышу я чей-то приглушенный шепот. Мы его… не того? Не перестарались?
В ту же секунду мне по спине, между лопаток, наносят ладонью такой удар, что я, разом выдохнув весь воздух, начинаю, захлебываясь, глотать его, словно умирающий от жажды — воду. В груди у меня что-то булькает, в горле хрипит.
— Живой, я же не трогал его, — равнодушно комментирует второй приглушенный голос. И, уже прямо мне в ухо, добавляет:
— Чтобы завтра же и духу твоего здесь не было. А влезешь еще раз в чужие файлы — убью!
Снова чуть слышно скрипит дверь, в коридоре стихают шаги…
Отдышавшись, я пытаюсь встать — и не могу. Потому что меня крепко-накрепко прикрутили к кровати веревками.
На руке начинает тревожно пиликать «слуга»: кто-то пытается угнать мою «вольвочку».
Ловко они меня…
— Помогите! На помощь! Кто-нибудь!
Ору я до тех пор, пока не начинаю задыхаться: воздух под одеяло, которым меня накрыли с головой, поступает плохо. Да и слышно меня…
Нет, услышали. В дверь стучат.
— Отсюда кричат, что ли? — доносится до меня раздраженный мужской голос.
— Скорее, из преисподней, — отвечает другой.