– Прекрасно, – вынесен вердикт. – Самая красивая из королев.

Ко мне подходит Маргарита Латимер, держа в руках маленькую коробочку.

– Корона, – произносит она с благоговением и восторгом.

Огромным усилием я заставляю себя спокойно ждать, пока Нэн ее откроет, достанет оттуда корону Болейн и повернется ко мне. Я выпрямляю спину, чтобы корона сидела ровно, и смотрю на себя в зеркало. Старинное серебряное зеркало показывает мне незнакомую красавицу с серыми глазами, волосами цвета бронзы и длинной шеей, украшенной рубинами, поблескивающими в ушах бриллиантами и уродливой маленькой сверкающей короной на голове, из-за которой она кажется еще выше. Мне кажется, что я похожа на призрак королевы, на королеву во тьме, на вершине высокой темной башни. Я могу быть кем-то из своих предков, осыпанная милостями, как некоторые из них, и обреченная, как они все.

– Если хочешь, можешь надеть свою золотую арселе, – предлагает Нэн.

Не опуская головы, я говорю:

– Разумеется, я надену корону. Я же королева. Как бы то ни было, сегодня я королева.

Я ношу ее весь вечер и снимаю, только когда очарованный герцог молит о танце, и Нэн приносит мне арселе. Вечер удался: все прошло именно так, как велел король. Юноши очаровательны, шумны и веселы, дамы сдержанны и красивы. Леди Мария говорит с герцогом и послом по-испански, но всем своим существом являя воплощение настоящей английской принцессы. У меня появляется чувство, что я подошла на еще один шаг ближе к воплощению той жены, которая нужна королю. Той, которая может быть его посланцем и представителем, той, кто может править.

Король велит, чтобы я перенесла свою кровать ближе к нему, пока он страдает от бессонницы и боли. И моя красивая кровать с четырьмя столбиками и вышитым балдахином переезжает в уединенную комнатку, примыкающую к его спальне. За кроватью следуют мой стол, кресло и молитвенная скамья. Молчаливым жестом я велю оставить свои книги, письменные принадлежности и все, что мне необходимо для переводов псалмов Фишера, в моих комнатах. Я читаю только то, что одобрено королем и его Тайным советом, но я все равно не хочу привлекать излишнее внимание к моей растущей библиотеке теологических книг. Как и не хочу, чтобы кто-либо знал о моем интересе к учениям ранней Церкви и зарождению того, что случилось с нею за последние годы. Мне кажется, что этим вопросом должен интересоваться любой ученый человек нашего времени, потому что это центральный вопрос наших дней. Все великие обратили внимание на то, как Церковь отошла от простоты и благочестия ранних дней, и самые горячие споры и дискуссии ведутся вокруг того, как ей найти кратчайший путь к Христу: вместе с церковью Рима или независимо от нее. Сейчас переводится множество документов, повествующих об устройстве и деятельности ранней Церкви, и всплывает все больше свидетельств и записей в Евангелиях, говорящих о том, что праведную жизнь возможно вести и в миру, дабы показать мирским властям, что они могут править вместе с властями церковными. Я считаю, что король был абсолютно прав, забрав бразды правления церковью Англии в свои руки. Король должен управлять своими землями, церквями и принадлежащими ей строениями тоже. Не должно быть одного закона для народа, а другого – для священнослужителей. Да, Церковь должна управлять событиями в духовной сфере, святым и священным, а король должен править всем земным. Кто станет спорить с подобным укладом?

– Многие, – утверждает Екатерина Брэндон, самая ярая сторонница реформации из моих фрейлин. – И ко многим из них прислушивается король. Эти люди снова возвращают свое влияние. Они лишились своих позиций, когда король сблизился с архиепископом Кранмером, но Стефан Гардинер снова вернул себе расположение короля, и его влияние растет день ото дня. Возвращение титула принцессе Марии придется Риму по нраву, и мы укрепляем дружбу с Испанией, оказывая почести ее послу. Многие советники короля получали взятки от Рима, чтобы склонить его к возвращению церкви Англии под руку папы, как раньше, утверждая, что тем самым Англия встанет в один ряд со всеми остальными великими государствами. А здесь, в городах и селах, живут тысячи людей, которые не понимают ничего из этих политических игр и просто хотят снова увидеть восстановленные святилища у дорог и возвращенные иконы и статуи в церквях. Бедные глупцы, они не понимают и не хотят понимать и думать самостоятельно. Они стремятся вернуть монахинь и монахов, чтобы те заботились о них и говорили им, что думать.

– Ну, я не хочу, чтобы кто-либо знал, что именно я думаю, – прямо говорю я. – Поэтому храните мои книги в моих комнатах, и запертыми в сундуке. А тебе, Екатерина, я вверяю ключ от него.

Она смеется и показывает мне ключик, висевший у нее на поясе.

– Мы не так беззаботны, как вы, – говорю я, а она свистит, подзывая свою собаку, названную в честь епископа.

– Маленький Гардинер, глупышка, всегда приходит на свист и выполняет команду «сидеть»!

– Только не зови его и не отдавай ему именные приказы в моих комнатах. Мне не нужны враги, и тем более Стефан Гардинер в роли одного из них. Король уже благоволит ему, а если он продолжит расти во власти, тебе придется переименовать твоего пса.

– Да, боюсь, его не остановить, – честно соглашается она. – Он со своими традиционалистами уже одолевает нас. Я слышала, что Томас Ризли недоволен своей ролью секретаря и лорда Хранителя Печати при Его Величестве, а тоже желает стать лордом-канцлером.

– Это тебе сказал твой муж?

Она кивает.

– Он говорит, что Ризли – самый амбициозный человек среди приближенных короля со времен Кромвеля.

– Чарльз настраивает короля против реформ?