— А сколько из них пустует?
— Точно не знаю, но думаю, около пятнадцати.
— Следовательно, шестьдесят пять заняты. Если вы организуете десять человек, а потом каждый из этих десяти постучится еще к пятерым, то вы сможете поговорить с каждым. Составьте петицию и в ней потребуйте от домовладельца удалить из дома проституток. Я не думаю, что у вас есть повод для волнений. Такие дома, как ваш, достаточно приличны. Это не строения, где жилье сдается на короткий срок. Вряд ли владелец дома, где вы живете, не думает о своей собственности. Знаете, когда здание переходит из одних рук в другие, необходимо время, чтобы компания поняла, как работать с жильцами. Тем не менее чем быстрее вы организуетесь, тем лучше.
Сильвии Кауфман дали понять, что ей пора идти, но ей это не понравилось, несмотря на то, что сержант казался симпатичным и искренним.
— А разве в вашем участке нет специальных людей, которые занимаются проблемами проституции?
— Есть, — признался Данлеп, — но наказание за проституцию такое легкое, что усилия, потраченные на привлечение этих особ к суду, не оправдывают себя. Если мы даже арестуем каких-то девиц, то ничего не изменится, потому что сутенер поселит в ту же квартиру других. А если вы хотите оказать на этих шлюх давление, то придется кому-нибудь постоянно дежурить под дверью и выкладывать клиентам неприятные вещи. Если же клиенты поймут, что их анонимность под угрозой, они перестанут ходить в эту квартиру.
Теперь Порки Данлеп дал недвусмысленно понять посетительнице, что беседа окончена. Раньше полицейский просто перебросится парочкой слов с проституткой и ее сутенером, и те перебираются в другое место, а теперь, даже если есть разрешение на арест, вся эта шваль просто смеется вам в лицо. Но вслух этого он не произнес.
Глава 3
Джеймс Тиллей (офицер по расследованию уголовных дел в нью-йоркской полиции) знал Стенли Мудроу (бывшего офицера по расследованию уголовных дел, та же полиция, ныне на пенсии) около года, но считал его своим лучшим другом. А лучшие друзья, по мнению Тиллея, не должны удивлять друг друга. Они слишком хорошо знакомы, чтобы преподносить сюрпризы или что-то скрывать.
Сам Тиллей придерживался этих правил, становясь все более положительным, особенно после того, как решил соединить свою судьбу с Розой Карилло и двумя ее детьми: Ли восьми лет и Жанеттой — шести. Мудроу же со своей стороны, хоть и был гораздо старше Тиллея, но продолжал удивлять всех, близко знавших его.
Например, Тиллей предрекал, говоря Розе, которая знала Мудроу дольше, чем он, что уход на пенсию станет концом знаменитого Стенли.
— Знаешь, Мудроу — одинокий по своей натуре человек, — объяснял он. — Сколько у него друзей в отделении? Всего полтора: капитан Эпштейн — номер один и половинка — я. А может, с Эпштейном он и дружит только потому, что тот является как бы связующим звеном между Мудроу и этими акулами из отдела внутренних дел. Со мной же, скорее всего, оттого, что наши столы стояли рядом перед тем, как Мудроу подал прошение об отставке.
И вот первый сюрприз для всех — новая работа Мудроу сразу после отставки. Тиллей предполагал, что Стенли начал думать о ней, еще служа в отделении, хотя тот все отрицал. По правде сказать, никого не удивляло, что полицейские довольно часто превращались в частных детективов. В данном случае необычным был только профессиональный уровень Мудроу, слишком высокий для подобной «карьеры». Таким образом, предсказания Тиллея не попали в точку, а Роза добавила еще, будто она-то всегда знала, что Стенли Мудроу способен преуспеть в любых обстоятельствах.
Нет, Стенли Мудроу не стал одним из тех скользких полууголовников, кто снимает кабинеты размером со шкаф около площади Таймс. Не следил за неверными мужьями и не искал компрометирующих снимков, которых было достаточно, чтобы всякие претензии на алименты отпали сами собой. Он работал исключительно с лучшими адвокатами, занимающимися уголовной практикой: проверял алиби, искал свидетелей, порой уличал прокуроров в их ошибках. Как бывший полицейский имел право на ношение оружия. А лицензию частного детектива нью-йоркской полиции получил через неделю. Многие работодатели были в восторге от того, что у прослужившего тридцать пять лет в полиции Стенли Мудроу остались там друзья, и он иногда получал доступ к самым секретным документам, какие прокуратура не показывает даже защите, заявляя, что они, мол, не имеют отношения к делу и не могут быть рассмотрены во время процесса.
Вот так получилось, что Стенли Мудроу, немало удивляясь этому и сам, быстро стал популярным: спрос на его услуги с каждым днем все рос. Мало того, недели через две он понял: для выполнения многих заданий вполне пригодны методы, которыми он в совершенстве владел, еще будучи полицейским, и это открытие ему очень пришлось по душе. Все случившееся было похоже на чудо. Тем более он удивил своего более молодого друга Тиллея, отказавшись от этой новой работы.
Наверное, он и был бы совершенно счастлив, если бы не один маленький, но важный момент. Практически все его усилия теперь были направлены на то, чтобы освобождать виновных людей, всю же предыдущую жизнь он делал обратное: сажал их за решетку. Это, казалось бы, незначительное обстоятельство сильно терзало его душу и совесть.
Стенли с Тиллеем ужинали в одном из многочисленных итальянских ресторанов, расположенных на Шестой улице, между Первой и Второй авеню.
— Да, я понимаю, такова система, — говорил Мудроу, — между защитой и прокуратурой всегда идет необъявленная война. Защитник обязан снять клиента с крючка. Но я не адвокат и не обязан работать для того, чтобы какой-нибудь очередной богатый клиент не попал в тюрьму. Признаю — они хорошо платят, но ведь я ушел в отставку на три четверти пенсии, к тому же в прошлом году немало работал сверхурочно. Этого вполне достаточно, чтобы обеспечить себе спокойную старость. Знаешь, я бы продолжал заниматься своей новой работой, но есть вещи, которые меня очень задевают.
Доконало его дело администратора с Уолл-стрит Эвана Ренкиста. Он открыто похвалялся своими преступлениями, когда встречался с адвокатом Джорджем Фейнгольдом. Фейнгольд был знаменит тем, что, подобно фокуснику, вытаскивающему кроликов из шляпы, мог добиться для любого своего клиента вердикта невиновности. С точки зрения Мудроу, разглагольствования Ренкиста были достаточно занимательны, но первое, что Стенли захотелось сделать, услышав их, так это двинуть кулаком в его холеную физиономию. Мысль о том, что Эван Ренкист опять оказался на свободе благодаря его, Мудроу, работе, была ему отвратительна.
— На самом-то деле я его не ударил, — говорил Мудроу в тот вечер, — потому что работал на Фейнгольда. Не могу же я взять у человека деньги, а потом из-за меня клиент откажется от его услуг. Но Ренкисту я все-таки сказал на прощание, что, если бы у него горели огнем внутренности, я был бы только рад. И после этого ушел. Правда, мое заявление его нисколько не взволновало. А теперь я просто не представляю, чем заняться. Есть, правда, одно предложение от моего друга капитана Эпштейна — возглавить охрану на складе медикаментов.