Хуссейн Осман, один из тех, кто неудачно пытался взорвать лондонское метро 21 июля 2005 г., через неделю был арестован в Риме. «Больше времени, чем на молитвы, у нас уходило на обсуждения работы, политики, войны в Ираке, – сказал он итальянским следователям. – У нас всегда были новые фильмы о войне в Ираке… записи, в которых можно видеть иракских женщин и детей, убитых американскими и британскими солдатами». Как заметила Элиза Мэннингем-Буллер, которая в 2007 г. подала в отставку с поста главы МИ-5: «Наше вмешательство в Ираке радикализировало, за неимением лучшего слова, целое поколение молодых людей».

До войны 2003 г. в Ираке при авторитарной диктатуре Саддама и его предшественников был самый высокий уровень образования на Ближнем Востоке. Стоит вам упомянуть об этом, и вас тут же обвинят в том, что вы оправдываете Саддама; но в Багдадском университете в 1980-е гг. было больше профессоров-женщин, чем в Принстоне в 2009-м. Существовали ясли для детей, призванные облегчить женщинам преподавание в школах и университетах. В Багдаде и Мосуле были библиотеки, существовавшие столетиями. Мосульская библиотека функционировала уже в VIII в., а в ее фондах имелись рукописи из Древней Греции. Багдадская библиотека, как мы знаем, после американской оккупации была разграблена, а при «Исламском государстве»[205] в библиотеках Мосула были уничтожены тысячи книг и рукописей. Где, спрашивается, тут цивилизация, а где варварство?

Все, что происходило в Ираке после 2003 г. (включая возникновение джихадистского терроризма – сначала «Аль-Каиды»[206], а затем ИГИЛ), явилось следствием катастрофической империалистической войны, которая приняла масштабы геноцида. Количество погибших остается предметом споров, потому что «коалиция согласных» не вела учет потерь гражданского населения страны, которую оккупировала. А с чего бы ей было утруждать себя? Однако, по оценкам других, было убито до полумиллиона иракцев, главным образом мирных жителей. Установленное оккупантами марионеточное правительство косвенно подтвердило эти цифры в 2006 г., официально признав, что в Ираке пять миллионов сирот.

Оккупация Ирака была одним из самых разрушительных актов в современной истории. Даже притом, что на Хиросиму и Нагасаки были сброшены ядерные бомбы, социальная и политическая структура японского государства сохранилась. Хотя немцы и итальянцы потерпели поражение во Второй мировой войне, бо́льшая часть военных, разведывательных, полицейских и судебных структур этих государств осталась на своем месте, потому что на горизонте уже маячил новый враг – коммунизм. Но с Ираком поступили так, как до этого не поступали ни с одной другой страной. Причина, по которой люди не до конца замечают это, заключается в том, что с началом оккупации большинство корреспондентов разъехались по домам. Исключения можно пересчитать по пальцам одной руки: Патрик Кокбёрн, Роберт Фиск и пара других.

Иракская социальная инфраструктура по-прежнему не функционирует, хотя с момента окончания оккупации прошли годы. Эта инфраструктура полностью разрушена. Страна оказалась выброшена из современности. Запад уничтожил образовательные и медицинские службы Ирака и вручил власть группе клерикальных шиитских партий, которые незамедлительно предались кровавым оргиям отмщения. Было убито несколько сотен университетских профессоров. Страну просто полностью развалили. В другой книге я доказывал, что то, что мы наблюдаем сейчас, является одной из форм реколонизации. Она осуществляется в иную эпоху и при иных обстоятельствах, но ее цель ничем не отличается от целей империи Черчилля, – установление и поддержание глобальной гегемонии США.

В случае Афганистана большинство комментаторов признают, что военное вмешательство – вопреки тому, что заявляли жены двух зачинщиков, Шери Блэр и Лора Буш, которых специально ради этого поставили перед телекамерами, – не было войной за освобождение женщин. Если бы это было так, это была бы первая такая война в истории. Теперь мы знаем, что она представляла собой на самом деле – жестокую войну ради мести, которая закончилась неудачей, потому что оккупация лишь укрепила тех, кого она пыталась уничтожить. За прошедшие сорок лет я обсуждал эту войну в мельчайших подробностях, доказывая, что страны, в которых значительная часть населения не желает быть оккупированной империалистической державой, обычно начинают сопротивляться и цикл «война, оккупация, сопротивление, больше бомбежек, больше смертей мирных жителей, больше поддержки сопротивления» повторяется независимо от политической окраски. Талибы[207] оказались единственными победителями, потому что никто другой не боролся с оккупацией США/НАТО{207}.

Эти две войны не принесли никому ничего хорошего, зато они, вольно или невольно, разделили-таки мусульманский и арабский мир. Решение США передать власть в Ираке клерикальным шиитским партиям углубило раскол между суннитами и шиитами: в Багдаде, который всегда был смешанным городом, а браки между суннитами и шиитами были обычным делом, прошла этническая чистка. Американцы действовали так, будто все сунниты были сторонниками Саддама, хотя при нем многие сунниты подвергались несправедливому тюремному заключению. Но этот искусственный раскол на долгое время заблокировал развитие арабского национализма. Исход сражений теперь зависит от того, на чьей стороне в том или ином конфликте выступают США. В Ираке они поддерживают шиитов.

В демонизации Ирана заложена глубокая ирония, потому что без молчаливой поддержки иранцев американцы не смогли бы ни захватить, ни удержать Ирак. Иракское сопротивление оккупации шло довольно успешно, пока иранцы не приказали шиитскому лидеру Муктаде ас-Садру, который ранее сотрудничал с противостоявшими режиму суннитами, прекратить их поддерживать. Его забрали в Тегеран и устроили ему там «отпуск» на целый год. Без иранской помощи в Ираке и Афганистане американцам было бы крайне сложно поддерживать свои оккупационные режимы. Иран «отблагодарили» санкциями, еще большей демонизацией и двойными стандартами: Израилю можно иметь ядерное оружие, а вам нет. Решение Ирана наладить отношения с «Талибаном» вряд ли стало сюрпризом.

Ближний Восток сейчас находится в абсолютном хаосе: центральной и самой важной державой в регионе является Израиль, который расширяет свое влияние. Палестинцы потерпели поражение и останутся проигравшими еще очень надолго. Все основные арабские страны разрушены: сначала Ирак, а теперь и Сирия. В Египте, находящемся под властью жестокой военной диктатуры, пытают и убивают так, как будто Арабской весны никогда не было, – и для руководителей армии ее действительно не было.

Что касается Израиля, та безоглядная поддержка, которую он получает от США, началась уже очень давно. Высказывать сомнения в ее целесообразности сейчас значит навесить на себя ярлык антисемита. Опасность этой стратегии в том, что, когда поколению, видевшему холокост только в кино, вы скажете, что критика Израиля – это антисемитизм, ответом будет: «Ну и что?» «Если хотите, называйте нас антисемитами, – скажут молодые люди. – Если это означает, что мы против вас, то так оно и есть». Так что толку от этого не было и нет. Сейчас невозможно представить себе, чтобы какое-нибудь израильское правительство пошло на предоставление палестинцам государственности. Как предупреждал нас покойный Эдвард Саид, Соглашения в Осло[208] станут для палестинцев Версальским договором. На практике оказалось, что они намного хуже.

Таким образом, распад Ближнего Востока, начавшийся после Первой мировой войны, продолжается. Будет ли Ирак разделен на три государства (два американских протектората и один иранский), будет ли Сирия разделена на два или три государства, произойдет ли когда-нибудь воссоединение Ливии – всего этого мы не знаем. Но вряд ли будет удивительно, если все страны региона (за исключением Египта, который слишком велик для того, чтобы разобрать его на части) закончат как бантустаны или княжества по образцу Катара и других государств Персидского залива, которые финансируются и держатся на плаву за счет Саудитов, с одной стороны, и иранцев – с другой.

Все надежды, порожденные Арабской весной, умерли, и важно понять, почему это произошло. Слишком многие из участников событий не понимали – главным образом в силу своего возраста, – что для того, чтобы попасть точно в цель, необходимо иметь какую-либо форму политического движения. Неудивительно, что «Братья-мусульмане», участвовавшие в египетских протестах на поздней стадии, пришли к власти: они были единственной реальной политической партией в Египте. Но затем «Братья» сильно подыграли военным, начав вести себя как Мубарак – пытаясь вступить в сделки со службами безопасности и с Израилем, – так что люди стали задаваться вопросом, в чем смысл держать их у власти. В результате военные смогли заручиться поддержкой масс и избавиться от «Братьев». Все это привело к деморализации целого поколения людей на Ближнем Востоке.

А какова ситуация в Европе? Первое, на что нужно обратить внимание, – это то, что в Европейском союзе нет ни одной страны, обладающей подлинным суверенитетом. С момента окончания холодной войны и воссоединения Германии последняя стала самым сильным и стратегически самым важным государством в Европе, но даже она не имеет полного суверенитета: Соединенные Штаты по-прежнему доминируют во многих отношениях, особенно в том, что касается военной сферы.

Великобритания после Второй мировой войны превратилась в полувассальное государство, и ее возможности действовать по собственному усмотрению после суэцкого фиаско 1956 г. давно иссякли. Черчилль сам критически относился к тому, что разрешение на вмешательство от Соединенных Штатов не было получено вовремя. С тех пор Великобритания неизменно шла навстречу пожеланиям американцев, даже когда большая часть британского истеблишмента выступала против. Во время Иракской войны в Форин-офисе было очень много недовольных, полагавших, что Великобритании не следует в нее вмешиваться.

В 2003 г., когда война уже шла полным ходом, меня пригласили прочитать лекцию в Дамаске. Мне позвонили из британского посольства и попросили приехать на ланч. Мне это показалось странным. Когда я приехал, меня приветствовал посол, который сказал: «Давайте без экивоков – мы будем не просто обедать, а поговорим о политике». За столом он сказал: «Пора порасспросить вас кое о чем, и начну я. Тарик Али, я прочел вашу статью в The Guardian, в которой вы пишете, что Тони Блэра за совершенные им военные преступления должен судить Международный уголовный суд. Не хотели бы вы объяснить, почему?» Объяснения заняли у меня около десяти минут, во время которых сирийские гости испытывали смущение. В конце посол произнес: «Что же, я полностью согласен с этим – не скажу за остальных присутствующих». После того как гости удалились, я сказал: «Вы поступили очень мужественно». Сотрудник МИ-6, который также присутствовал на обеде, заметил: «Да, он может себе это позволить, ведь в декабре он уходит в отставку». Но что-то похожее произошло в посольстве в Вене, где у меня была пресс-конференция в гостиной британского посла и где я критиковал войну в Ираке. Эти люди не дураки – они прекрасно понимают, что делают. И они действовали именно так, потому что чувствовали себя униженными, имея правительство, которое продолжало настаивать на участии в войне даже после того, как американцы заявили, что могут обойтись без помощи Соединенного Королевства.

Немцы знают о том, что не обладают полным суверенитетом, но, когда в разговоре с ними вы поднимаете этот вопрос, они пожимают плечами. Многие из них и не стремятся к суверенитету, поскольку чрезмерно озабочены собственным прошлым: они ссылаются на то, что чуть ли не на генетическом уровне предрасположены к тому, чтобы вести войны и получать от этого удовольствие, – смехотворное замечание, которое в дни отмечания годовщины Первой мировой войны вновь звучало из уст некоторых не самых глупых людей. Факт тот, что в политическом, идеологическом, военном и даже экономическом отношении Европейский союз в значительной степени находится в зависимости от глобальной имперской державы. Когда евроэлита предложила грекам жалкую сумму денег[209], Тимоти Гайтнер, в то время министр финансов США, вынужден был вмешаться и попросить ЕС увеличить свой фонд спасения до 500 миллиардов евро. Они всячески затягивали дело, но в конце концов сделали так, как хотели американцы.

Все надежды, которые появлялись с тех пор, как впервые была озвучена «европейская идея», – надежды на то, что независимый от других крупных держав континент сможет прокладывать свой собственный путь в мире, – исчезли после окончания холодной войны. В тот самый момент, когда Европа, казалось, почти достигла этой цели, она становится континентом, преданным интересам банкиров, – Европой денег, местом без социального видения, сохранившим неолиберальный порядок без изменений.

Греки были наказаны не столько за долги, сколько за неспособность провести требуемые ЕС реформы. Правое правительство, разгромленное партией СИРИЗА, смогло продавить лишь три из четырнадцати реформ, на которых настаивали в ЕС. Им не удалось продвинуться дальше, так как после того, что они уже сделали, ситуация в Греции начала напоминать события в Ираке: демодернизация, абсолютно ненужные приватизации, тесно связанные с политической коррупцией, обнищание простых людей. Греки избрали правительство, которое предложило перемены, а затем им сказали, что оно не в состоянии эти перемены осуществить. В ЕС опасались эффекта домино: если после голосования за СИРИЗУ греки получат помощь, другие страны могут избрать похожие правительства, поэтому Грецию необходимо растоптать.

Греков нельзя исключить из Европейского союза – это не позволяется его конституцией – или из еврозоны, но можно настолько осложнить им жизнь, что им придется отказаться от евро и ввести греческий евро или евродрахму, чтобы страна продолжала функционировать. Правда, в этом случае условия – по крайней мере на какое-то время – станут еще хуже, вот почему у греков не остается иного выхода, кроме сопротивления. Сейчас опасность в том, что в этой стремительно меняющейся обстановке общественное мнение может очень быстро сдвинуться вправо. Таков масштаб проблемы, и для евроэлиты ее нынешнее поведение в качестве крайнего центра является недальновидным и нередко просто глупым.

И что важнее всего, Китай находится на подъеме. Значительное повышение уровня жизни в этой стране и трансформация ее инфраструктуры, превращение Китая в «мастерскую мира» способствовали переносу центра мирового рынка на Восток. Нет сомнений, что капитализм добился в Китае огромных успехов, а китайская и американская экономики находятся в тесной зависимости друг от друга. Когда один ветеран рабочего движения в Соединенных Штатах недавно спросил меня, что произошло с американским рабочим классом, ответ был прост: американский рабочий класс теперь находится в Китае. Но не менее очевидно и то, что Китай даже близко не подошел к тому, чтобы заменить США. Все выдаваемые экономистами за последние десять лет цифры показывают, что по основным показателям Китай по-прежнему находится позади.