Стемнело, в лесу темнеет раньше. Потом и дорога погрузилась в ночь. Звездное небо по-весеннему было чистым. Похолодало, только от лесной прели слегка шло тепло влажного духа. Ближе к полуночи по дороге глухо распространился топот ног одинокого бегуна. Пробежав чуть дальше засады, человек негромко окликнул:
– Батька!
Горбыль выбрался на дорогу.
– Чего шумишь, Ощера?
Боец подбежал к сотнику, зашептал, хотя смысла в этом шепоте уже не было:
– По правую руку от перекрестка был шум борьбы, правда, далековато от нас. Ржали лошади, люди кричали. Потом все стихло, а к перекрёстку подъехали десять телег с привязанными за уду к задкам оседланными лошадьми. На перекрёстке повернули к смолянам. Мал остался на посту, а я сюда, доложить.
– Добро, – Горбыль повысил голос, подал команду. – Всем ко мне, вывести лошадей на дорогу!
Галопом выдвинулись к месту вероятного нападения, хотя торопиться, в общем-то, уже и не требовалось. В «кармане» у дороги обнаружили следы пребывания каравана, тлеющие кострища, следы крови и натоптанные людские следы. В лесополосе, как ни шерстили, трупов не нашли.
– Собаками их травили, что ли? – указал на следы Честигнев, подняв факел над головой.
– Какими собаками? – возмутился Гостил. – Здесь поработали волки. Ты смотри, следы-то какие крупные, а много-то как! Стая. Волков двадцать-тридцать не меньше. Батька, уж не оборотни ли тут побывали?
Горбыль, прожив на Руси много лет, уже ничему не удивлялся. Собрав для себя всю информацию, какую только можно было собрать ночью, принял решение:
– По коням! Идем по следу каравана.
Остановившись на самом перепутье, ожидая, пока Мал слезет со своего насеста и подбежит к отряду, Горбыль задумчиво смотрел на сереющего в свете факела жигу.
– О чем задумался, батька? – спросил подъехавший Кветан.
– Да, вот думаю, когда возвращаться назад будем, поставлю вам задачу очистить камень от наростов, а вместо невидимых сейчас указательных словес напишу на нем: «Здесь покоится Змей Горыныч. Он был рожден для высокого полета, имел пламенное сердце и владел тремя языками».
Юноша опешил от таких слов.
– Зачем?
– А чтоб лет этак через восемьсот-девятьсот потомки, когда найдут камень и прочитают надпись, офигели и выдвигали гипотезы, какая сука украла останки пресловутого Горыныча и кому и за сколько их загнала.
– …
– Шевелись, Мал. Ползешь как беременный таракан.