— Нет, оставь, — я пойду к себе.
— Как же так! а у меня ужин готов!
— Я не могу есть, — отвечала Эмилия, — я ухожу и постараюсь заснуть. Завтра мне будет лучше.
— Ну, уж это непорядок! Милая барышня, скушайте хоть что-нибудь. Я зажарила фазана, — чудесная птица. Старый месье Барро прислал ее вам нынче поутру; вчера я видала его и сказала, что вы сегодня приезжаете. Вот уж никто так не сокрушается о барине, как этот господин…
В самом деле? — отозвалась Эмилия смягченным тоном, чувствуя, что ее бедное сердце на минуту согрето этим лучом сочувствия.
Наконец силы окончательно изменили ей, и она удалилась в свою спальню.
ГЛАВА IX
Ни голос музыки, ни очи красоты,
Ни живописи пылкая рука
Не смогут дать моей душе такой отрады,
Как этот мрачный ветра вой,
Журчанье жалобное ручейка,
Струящегося меж муравы зеленого холма
В то время, как на запад багровое заходит солнце,
Тихонько сумерки плывут, свой черный распустивши парус.
Вскоре по возвращении домой Эмилия получила от своей тётки, г-жи Шерон, письмо, в котором та, после нескольких банальных фраз утешения, приглашала ее к себе в Тулузу, прибавляя, что покойный брат доверил ей воспитание Эмилии. У Эмилии в это время было одно желание: остаться в «Долине», где протекло ее счастливое детство, пожить еще в этом замке, бесконечно дорогом ее сердцу, и вместе с тем ей не хотелось возбуждать неудовольствие г-жи Шерон.
Хотя глубокая привязанность ее к покойному отцу не позволяла ей усомниться ни на минуту в том, хорошо ли он сделал, назначив г-жу Шерон опекуншей, но она не могла не сознавать, что теперь ее счастье в значительной степени поставлено в зависимость от прихоти ее тетки. В своем ответном письме она просила позволения остаться пока в «Долине»; она ссылалась на угнетенное состояние духа и на необходимость тишины и уединения для успокоения ее нервов. Она знала, что ни того, ни другого не может найти в доме г-жи Шерон, женщины богатой, любящей общество и рассеянную жизнь.
Вскоре Эмилию навестил старик Барро, искренне скорбевший о смерти Сент Обера.
— Еще бы мне не печалиться о вашем отце, — говорил он. — Ведь я уже никогда не встречу друга, подобного ему; если б я знал, что найду такого человека в так называемом обществе, я ни за что не удалился бы от света.
За такое теплое чувство к ее отцу Эмилия любила старика. Ей отрадно было беседовать с человеком, которого она так уважала и который при своей непривлекательной наружности отличался сердечной добротой и редкой деликатностью чувств.