— Я все-таки думаю, ты слишком много времени проводишь с мистером Денкером, — сказал Бауден, но уже не так твердо. Ему было трудно отказывать сыну, не хотелось огорчать его, да и то, что он сказал о наказании старика, в конце концов имело смысл. Старик так ждал его прихода.
— Этот мистер Сторман — учитель алгебры, очень строгий, — пожаловался Тодд. — Многие ребята получили тройки, а трое или четверо даже двойки.
Бауден задумчиво кивнул.
— Я не буду больше ходить к нему по средам. Пока не подтяну оценки, — сказал Тодд, читая по глазам отца. — И вместо того, чтобы заниматься чем-то еще в школе, буду каждый день оставаться после уроков и учиться. Обещаю.
— Тебе действительно нравится этот старик?
— Он правда классный, — искренне ответил Тодд.
— Понятно… Ну, ладно. Попробуем сделать по-твоему, труженик. Но я бы хотел, чтобы к январю были заметные улучшения в отметках, ты меня понял? Я думаю о твоем будущем. Ты, наверное, считаешь, что в средней школе еще рано об этом думать, но это не так. Вовсе не так. — Если мамина поговорка была «чтоб добро не пропадало», то отец любил говорить «вовсе не так».
— Я понимаю, папа, — печально сказал Тодд. Как мужчина мужчине.
— А теперь ступай и садись за учебники. — Отец поправил очки на носу и похлопал сына по плечу.
Лицо Тодда озарила широкая радостная улыбка.
— Прямо сейчас, папа!
Бауден проводил Тодда гордым взглядом. Один на миллион… Нет, не было гнева во взгляде сына. Это точно. Обида, может быть… но не то высокое эмоциональное напряжение, которое ему показалось вначале. Если бы Тодд был разъярен, он бы это понял. Он ведь читает своего сына, как книгу. Так было всегда.
С чувством исполненного родительского долга, Дик Бауден насвистывая, развернул чертежи и углубился в них.
6
Лицо человека, открывшего дверь в ответ на настойчивый звонок Тодда, было изможденным и пожелтевшим. Волосы, еще в июле пышные, стали редеть со лба и казались хрупкими и безжизненными. Фигура Дуссандера, и без того сухощавая, теперь стала совсем костлявой, хотя Тодд считал, что ему еще далеко до узников, попадавших к нему в лапы.
Левую руку Тодд держал за спиной, когда немец открыл дверь. Теперь он вытянул ее вперед и протянул Дуссандеру завернутый пакет. «Счастливого Рождества!» — прокричал он.
Дуссандер сжался при виде коробки, потом взял ее без удовольствия, осторожно, словно в ней могла быть взрывчатка. На улице уже почти неделю шел дождь, поэтому Тодд вез коробку под пальто. Коробка была завернута в веселенькую бумагу и перевязана лентой.
— Что это? — без энтузиазма спросил Дуссандер, когда они вошли в кухню.
— Откройте и посмотрите.