ГЛАВА 2

Что произошло дальше, пожалуй, полностью сказать не ручаюсь. Должно быть, я зажмурила глаза в самый последний момент, обречённо ожидая удара о воду, и перед ними в течении пары секунд пронеслась чья-то жизнь. Собственная или чужая — разобрать было невозможно. Калейдоскоп из картинок складывался в сознании, тут же распадаясь на части, чтобы показать новый образ, а я не могла сосредоточиться ни на одном из них. Мой мозг не выдерживал. Казалось, в голове одновременно роился целый улей из мыслей и фраз, ничего не значащих, но упорно жужжащих, как затёртая виниловая пластинка, и от этого становилось почти физически больно.

Но потом всё прекратилось. Угасли мысли и чувства — будто в центре черепной коробки кто-то выключил старый советский телевизор, только что работавший на полную мощность. Знаете, как бывает? Картинка меркнет, сворачиваясь в тонкую белую полосу в центре экрана, а от внезапно возникшей тишины начинает звенеть в ушах.

Было ли это игрой воспалённого разума, последствия стресса или шутки судьбы? На задворках сознания маячили дурные догадки, сейчас казавшиеся незначительными, но за одну я всё-таки сумела зацепиться. Я умираю, кажется? «Не хочу умирать» — эта мысль поразила как разряд молнии и она же заставила меня очнуться.

Какофония из звуков ворвалась в сознание, и среди неё небело шума воды — только треск рвущейся ткани и сухого ломающегося дерева. Вместо обжигающего холода реки, тело окатил жар. Даже воздух переменился, оказавшись горячим как у раскаленной докрасна печки. Но за открытием того, что я нахожусь не в воде, всё-таки последовал болезненный удар.

Падение пришлось на спину и, хотя оказалось чем-то смягчено, выбило весь воздух из лёгких. Я попыталась перевернуться и вздохнуть, но от боли этого сделать не получалось. Кажется, вновь упала, только уже на колени. Зрение всё ещё оставалось нечетким, перед глазами плясали размытые пятна. Всё что мне оставалось — стоять на четвереньках, и изучать окружающий мир практически на ощупь. Под пальцами оказался песок и камень — теплый, слегка шершавый, а по спине стекало что-то липкое. Кровь? Не будь я атеистом, точно бы решила, что попала прямиком в ад. Но, даже если и так, что я ужасного успела сделать в жизни чтобы подобное заслужить?! Да, бывало, хулиганила по мелкому, но за такое же не бросают прямиком на адские сковороды, правда?

— Вставай немедленно, шпана! — кто-то отдал приказ, выплюнув злобное оскорбление, и я поняла, что обращаются ко мне, только когда чужой ботинок прошелся по рёбрам.

От подобного я не смогла не то, что встать — упала навзничь, уткнувшись лицом в дорожную грязь. Щёку будто огнем опалило, а в рот забился песок, но то были мелочи по сравнению с болью которую принес пинок. Человек видно не пожалел силы, вложив в удар всю свою ярость, но за что?! Хотелось взвыть от боли, но из открытого рта не вылетало ни звука. На инстинктах у меня получилось только скрючиться в позе эмбриона и прикрыть голову руками от предстоящих ударов, но их, как ни странно, не последовало. Только презрительное фырканье откуда-то сверху и ругань — странная, едва понятная. Мне казалось, что разговаривают на чужом языке, с одной стороны — ясном, а с другой — совершенно новом. Значения одних слов я могла понять, а другие были абсолютно незнакомы, и это пугало. Но более пугало, то что даже находясь не совсем в ясном сознании, тему разговора я смогла уловить и она напрямую меня касалась.

— Вы посмотрите, что это делается?! — шипел мужчина, — Спрыгнул прямо с крыши, а теперь развалился! О Рахшер — покровитель, говорил караванщик, что Дарнас полон мерзких Шиа, но никто не сказал мне город кишит ещё и оборванцами! Не для того я прошёл Кровавую пустыню, доставив наи из садов солнечного Аллиона, чтобы какой-то паршивец испортил мне весь товар!

Меня опять пнули для порядка, заставив перекатиться на спину. Раскалённое бардовое солнце ослепило глаза, и я прищурилась, различив лишь высокую тень мучителя, возвышавшуюся над головой и мельтешащие силуэты людей, спешащих по своим делам. Наблюдателей моего избиения было много, но никто не спешил вмешиваться. Толпа кипела, перетекала, таяла, кто-то из зрителей задерживался, заинтересованный бесплатным представлением, но ни один не попробовал мне помочь — заступиться за жалкую девчонку, корчующуюся на дороге. Разве так и должно быть? А мужчина всё не прекращал разоряться, сетуя на несправедливость жизни.

— Из Аллиона! — в ответ ему кто-то басовито расхохотался, — Может заткнёшься уже, крикливый ишак? Твои гнилые наи выросли не дальше Безлунной пустоши! За них ты не выручил бы и сотни Эсо. Если решил навариться, выбив на шкуре этого вшивого пацана рабское клеймо, хватит вопить подобно плешивой кляче и портить другим торговлю!

— Стражу! — разбавляя крик ещё одним потоком непонятных мне слов, направленных в сторону другого торговца, выкрикнул человек, которому я, кажется, серьёзно перешла дорогу.

Тело резко подкинуло вверх, горловина свободной рубашки тут же впилось в шею, ещё больше перекрывая доступ к кислороду. Перед глазами, наконец, показалось красное лицо мужчины с арабской внешностью. Черная неухоженная борода торчала во все стороны на смуглом, сморщенном от загара лице, а сальные волосы выбивались из-под странного головного убора по типу классического тюрбана.

Мозг ещё отказывался осознавать ситуацию, в которую я попала.

— Отпустите, — прохрипела, пытаясь пальцами оттянуть удавку из ткани, собравшейся на горле, и «араб» наконец ослабил хватку, видимо сообразив, что от мертвой меня ему уж точно пользы никакой не будет.

— Стой, паршивец, сейчас прибудет стража, ты у меня шкурой своей заплатишь.

Меня принимали за парня, что в принципе, было не удивительно. Короткая стрижка с челкой, то и дело падающей на глаза, широкие брови, и угловатые черты лица с высокими острыми скулами — и раньше многих вводили в заблуждение. А худощавое телосложение и манера одеваться в удобные мешковатые вещи — частенько заставляло подслеповатых бабулек обращаться ко мне не иначе как «милок». И теперь, представляя то, как выгляжу со стороны — растрёпанная, грязная и поцарапанная, можно предположить, что сейчас во мне и человека сложно признать, не то, что девушку.

Однако разубеждать бородача можно не торопиться. По телу прошелся мерзкий холодок, потому что я, наконец, полноценно смогла осмотреть место, в котором очутилась. Обшарпанная торговая лавка под разорванным тентом из грязной мешковины ютилась у стены, посреди огромного рынка. Наперебой расхваливали торговцы экзотические фрукты, чудесные заморские ткани, диковинных зверей, птиц и разнообразную домашнюю утварь, а покупатели, не уступая им, ожесточенно спорили, пытаясь сбить цену. В глазах рябило от яркости цветов, от движения, от деталей, но всё это было не важно. Я будто провалилась в последнюю мамину картину — как Алиса прошла через зеркальную гладь, очутившись в сказочном королевстве. Вот только данная ситуация на сказку и с натяжкой не походила, и на видения рождённые пережившим стресс мозгом — тоже. И быть мне полнейшей дурой, если вариант: «Зажмуриться и потрясти головой, авось жизнь вернётся на круги своя» — окажется верным.