Потом демон и вовсе посмотрел на сестру, что не сулило ничего хорошего.
— Не позволяй Неле общаться ни с кем, кроме той бесполезной троицы, — твёрдо произнёс Эйген. Сопровождавшее его тон равнодушие придало его словам дополнительную прохладу. Демон наплевательски относился ко мне и моим пожеланиям.
— Не нужно указывать с кем мне общаться!
— Ты криками ничего не добьёшься, Неля. Смирись, я выбираю твой круг общения.
Не съездить ему после этого по лицу оказалось неимоверно тяжело, как если б перестать дышать. Еле сдержалась. Сложно было признавать, но Эйгену стоило отдать должное. Он не скрывал за вежливостью своё истинное презрительное отношение ко мне.
Теперь демоны могли источать очаровывающие феромоны хоть до посинения, на меня они не подействуют. Мне только что сделали прививку против демонского обаяния.
Эйген хотел лишить меня общения со сверстниками. Оставь без искренних, преданных друзей, заменив фальшивками. Он вознамерился лишить меня надежды на нормальную жизнь.
Не выйдет!
Назло ему найду себе друзей! В конце концов, кого мне ещё изводить жалобами на него?
— Вилтон, — обернулась с улыбкой к демону. Зря Эйген ограничил круг моего общения. Ничего не попишешь, придётся нам с ним друзей делить на двоих. Пока Вилтон ждал уточнений, я протянула ему сумку. — Помнится, ты говорил, что свободен до вечера.
— Иди с ней, — остался непоколебим Эйген. Друга и того не пожалел.
К чести Вилтона, парень не психанул и не послал Эйгена к его великим предкам жариться в общем котле. Более того, он обрадовался:
— Красавицы, я полностью ваш.
— Адовы небеса, за что мне такое наказание?! — стукнула его Мильяна по рукам, когда его загребущие руки потянулись к ней.
Получив от ворот поворот, парень сменил объект своего обаяния. Он забрал у меня сумку и пристроил её у себя на плече.
Своим поведением Вилтон напоминал пострела, который хотел везде поспеть.
Представив скольких Вилтон девушек облапал за полдня и мне расхотелось с Эйгеном делить друзей.
— Сумку отдай!
Не стоило мне вымещать своё раздражение на Вилтоне. В итоге я сама напросилась на грубость.
— На! Забирай! — всучил он мне моё добро и вернулся к образу сердцееда: — У тебя есть время передумать крошка.