— Дважды.

— Дважды?

— Я ездил с вами к Тирнансам, помните? Разумеется, для вас мы были лишь бандой тинкеров.

Я покачал головой, достал сигареты и полез за зажигалкой. Он сказал:

— Мне бы не хотелось, чтобы вы курили в моем фургоне.

Я щелкнул зажигалкой:

— А я плевать на это хотел.

У Вудквэй он сказал:

— Когда мне было четыре года, мать вытащила меня на улицу в полночь. Мы с ней дошли до Фэер-Грин. Там она сорвала с себя одежду. Она делала это каждый раз, когда допивалась до определенного состояния.

Я не ответил, и он продолжил:

— Ее сбил фургон, она умерла мгновенно. Да она все равно ничего бы не почувствовала: была в стельку пьяной. Тинкеры меня усыновили.

— Почему?

— То был их фургон.

— А остальная семья?

— Мы жили с ней вдвоем… если не считать выпивки. В квартире в Рахуне, помните эти дома? Туда и собаку нельзя поселить. Гетто Голуэя, как в Америке.

Я затоптал окурок на полу и сказал:

— Тогда почему ты остался? Ты же уже взрослый.

Мы уже подъезжали к большому дому. Он сказал:

— Уж вы-то лучше других должны знать, что нельзя вернуться.

Когда мы вылезли, я спросил: