– Ничего. Мой девичник в любом случае выглядел бы иначе. Я бы просто пообедала с мамой и Пенелопой – это соседка снизу. Так себе праздник.

И все-таки она с удовольствием заказала бы пару блюд в «Пиноккио». Ей всегда нравилось, как они готовят ризотто с рыбой.

Элеонора сложила толстые ломти хлеба в корзинку. Все, можно относить еду на стол.

Лекси посмотрела в сторону открытых дверей, ведущих на террасу. Остальные девушки смеялись, мягкий вечерний свет обрисовывал их фигуры. Невеста соскользнула с табурета.

– Отнесу оливки. Не задерживайся на кухне, присоединяйся к нам.

И она вышла наружу. Раздались приветственные возгласы, за ними последовал звон бокалов. Остальные выглядели такими счастливыми, веселыми и естественными. Похоже, всем людям рассказывают, как надо держаться и вести себя, а Элеонора этот урок пропустила и так и не освоила материал.

Каждый понедельник, собираясь утром в школу, она чувствовала, как в животе начинает шевелиться холодная скользкая змея, которая иногда засыпала, но потом снова напоминала о себе. И особого повода для этого не требовалось: взрыв смеха в задней части школьного автобуса, ткнувший в нее пальцем мальчик в вестибюле: «Элеонора Толлок ворует еду с полок». Замечание учителя: «Говори громче, мы тебя не слышим!» И тут же быстрая, осторожная и смертоносная змея начинала шевелиться.

Эд совсем другой, ему все давалось легко. Он разбирался в том, какие группы в данный момент популярны; забавлялся с йо-йо, когда все сходили по ним с ума, и забросил его, когда мода на игрушку прошла; прекрасно знал, что джинсы носят на бедрах, а не на талии. Элеонора не была знакома с такими тонкостями, морщила лоб и выглядела слишком серьезной и постоянно сосредоточенной. Никто не любит тех, кто чересчур старается и пристально смотрит.

Стоило ей выпить – становилось проще, контакт налаживался. Элеонора переставала постоянно держать оборону, а окружающие с удивлением говорили: «Да ты, оказывается, веселая!»

На вечеринках она чувствовала себя как неопытный актер, которому режиссер постоянно подсказывает: «Не сжимай так сильно бокал! Засунь руки в карманы и прими более непринужденный вид! Улыбайся! Ты губу закусила. Да улыбнись же ты!»

И на одном из таких мероприятий она встретила его.

– Сэм Мейн! – громко произнесла Элеонора, стоя на кухне виллы.

В тот вечер она мыла стаканы – всегда предпочитала найти себе какое-нибудь занятие, пока другие веселились. Такси приедет через двадцать минут. Если не спешить, она как раз закончит к этому времени и уедет домой, к уютной пижаме и мятному чаю.

– Помочь? – раздался рядом мужской голос.

– Нет, спасибо. – Элеонора даже не подняла взгляд.

– Мне вообще-то тоже не нравятся вечеринки, – сказал Сэм, облокачиваясь о столешницу. – Она посмотрела на него, а он тихо продолжил: – Никто не станет мыть посуду, если только не заскучал.

И улыбнулся. Элеонора тоже. Только теперь она хорошо рассмотрела парня, подметив все детали: полоску розовой кожи в центре подбородка, где щетина редела, плохо сидящие джинсы. Сэм сообщил, что трудится в сфере цифровой рекламы, но до сих пор оплакивает лучшую работу в жизни: на шоу «Блокбастерз». Он часто отвечал невпопад, неудачно шутил или не понимал, о чем говорят остальные. Но, поняв, что сел в калошу, всегда смеялся над собой, словно и правда находил ситуацию забавной. Тогда как Элеонора в подобных случаях чувствовала стыд и унижение, опускала глаза и краснела.

– Как у тебя это получается? – спросила она однажды у Сэма, когда они возвращались домой после ужина с Эдом и его друзьями.

– Что именно?

– Не обращать внимания на то, что думают окружающие.