– Ты же знаешь, у каждого есть предел.

Я знала, Хари имеет в виду дело кладбища Кроссбоунз[2], и хотела сказать, чтобы он перестал беспокоиться, но спорить с воплощенной добротой невозможно.

– Что я могу для тебя сделать, Элис? – спросил он.

– Профинансируй, пожалуйста, мои терапевтические группы. Иначе пострадавших будет намного больше.

Хари заметно смутился:

– Попечители меня не слушают. Я уже жаловался в БПО.

Я иронически улыбнулась. Британское психологическое общество действительно не могло ничего сделать, поскольку финансовыми ресурсами распоряжалось не оно. Коллега похлопал меня по руке и вернулся в свой кабинет.

Последнюю пациентку я принимала под воздействием обезболивающего и острой кислородной недостаточности. Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы диагностировать у нее социофобию. Ее пугало всё и все вокруг – вечеринки, незнакомые люди, толпы. Она хотела только одного: забаррикадироваться в пустой комнате, где ее никто не смог бы найти, и оставаться там до конца дней своих. Будучи высказанными, ее проблемы уже не казались такими большими, и к концу сеанса ей заметно полегчало. Я поняла, что пациентка реагирует на рационально-эмоциональную терапию, потому что она стремилась освоить рекомендуемые приемы и методы. Сказала, что ей нужен курс из десяти-двенадцати сеансов, и посоветовала попробовать упражнения – йогу или тай-чи. Уходя, она все еще выглядела взволнованной: за дверью ее ожидал мир неконтролируемого шума и возникающих из-за угла незнакомцев.

Термометр в кабинете показывал тридцать два градуса, и боль была такая, словно кто-то приводил мои ребра в порядок, обрабатывая их невидимым молотком. Я уже собирала кейс, когда в дверь постучали.

– Войдите, – откликнулась я.

Посетитель показался мне смутно знакомым – высокий и громадный, как опустившийся регбист. Костюм свисал с его широких плеч, словно мой гость позаимствовал его на вечер у кого-то, кто обладал еще большими размерами. Выдали его глаза – ясные и цепкие, внимательные и ничего не упускающие.

– У тебя здесь, Элис, как в доменной печи, – заявил он.

– Всегда не тот, кого ждешь, – удивилась я. Лицо его изменилось полностью: окружность стала овалом. – Вы ходите в спортзал, старший инспектор Бернс.

– Ох, не говори! – Он оттянул полу висящего мешком пиджака. – Это мой третий новый костюм.

Прошло больше года с тех пор, как я работала консультантом в деле Кроссбоунз и помогала Бернсу выследить серийного убийцу, нападавшего на женщин в Саутварке. За это время он превратился из толстяка, объекта насмешек мальчишек на улице, в человека с парой стоунов[3] лишнего веса и сменил ужасные, с толстыми стеклами очки на современные, в тонкой оправе, какие обычно носят журналисты. Другой стала даже его улыбка. Смущенный моим пристальным вниманием, он пригладил ладонью темные волосы.

– Сколько сбросил, Дон? – поинтересовалась я.

Он неловко пожал плечами:

– Где-то пять стоунов.

Я изумленно ахнула, и ребра тут же отозвались на неожиданное движение. И еще одно изменение мне удалось подметить: куда-то подевалась его прежняя уверенность в себе.

– Чем занимаешься? – спросил он.