Борис показал на два смотанных бикфордовых шнура, концы которых были привязаны к чекам. Тем временем Тони распяли вниз головой на кресте, который люди Бориса, очевидно, позаимствовали в борделе.
– А что делать с осколками и останками? Тут же будет настоящая скотобойня, когда этот тип разлетится по всей парковке. Я имею в виду, что тут же ваши красивые машины.
Никто не обратил внимания на мое замечание.
В этот момент офицеры Бориса подняли крест и отнесли его за туалетную будку. Между нами и ожидаемой скотобойней теперь лежали восемь квадратных метров грязного бетона.
– Этот человек все продумал, – одобрительно заключила Карла.
В действительности холодная расправа Бориса очень сильно отличалась от эмоционального всплеска насилия, в результате которого Драган на этом же месте отправил на тот свет Игоря. Но вот результат был совершенно таким же. Причем как для жертв, так и для уборщиков места преступления.
Офицеры вернулись и передали Борису концы бикфордовых шнуров.
– Не хочешь сказать ему что-нибудь? Пару слов напоследок? Что-нибудь театральное, – подначил я Бориса. Но тщетно.
Борис одновременно потянул за оба шнура.
– Зачем?
– Ну, просто мы так старались с этим яблоком и…
Два одновременных взрыва за туалетом не дали мне закончить фразу. Останки Тони и обломки креста разлетелись на многие метры во всех направлениях, не перекрытых туалетной будкой.
После того как отзвучал двойной взрыв, вдруг послышалось неровное жужжание. Я посмотрел наверх. Борис проследил за моим взглядом. Дрон. Он покачнулся в воздухе и рухнул на землю точно между нами, разбившись вдребезги. На нем была камера. И антенна.
– Что это за дерьмо? – спросил Борис.
– Это… дрон. Нашу расправу снимали, – попытался я проанализировать ситуацию, вложив максимум удивления в голос.
С технической точки зрения это был такой же дрон, какой я сбил несколько дней назад палкой, когда прогуливался в лесу. Только вот на эту модель я налепил маленькую наклейку с надписью «полиция». И эта надпись сработала.
– Это дрон легавых! – прорычал Борис.
– Значит, какой-то урод нас предал, – сказал я.
Борис уже занес ногу и начал топтать дрон и камеру.
– Никто не смеет снимать меня во время убийства!