– Правда, Клайв, просто ума не приложу, зачем нам понадобилось так рано уходить? Вечер был просто замечательный. Нэнси дала мне рецепт этой восхитительной шарлотки по-русски, и Генри был в прекрасном расположении духа.

– Видишь, идет снег, – на ходу придумал отговорку Доббинс.

В Вашингтоне не было и намека на ту метель, которая бушевала в пригородах, но лучше было сослаться на плохую погоду, чем сказать жене правду.

– Что?! – воскликнула миссис Доббинс с преувеличенным удивлением, но способность преувеличивать была у нее в крови, так что Доббинс не стал ее перебивать. – Милый, но снега и на два дюйма не нанесло. К тому же Форсайт – великолепный водитель, не правда ли, Форсайт?

– Да, мэм, – откликнулся с переднего сиденья шофер.

– У меня назначена встреча, – пробормотал Доббинс.

Что было истинной правдой. Встреча с двадцати четырехлетней сотрудницей отдела по связям с общественностью Государственного департамента. У Ронды были куриные мозги, но фигурой она способна была остановить межконтинентальную баллистическую ракету.

Доббинс обещал быть у нее ровно в час ночи, но уже опаздывал на двадцать минут. И еще понадобится как минимум полчаса, чтобы добраться из Джорджтауна до той части Шестнадцатой авеню, где обитала Ронда. Мало хорошего, если она уже спит. Девицу пушкой не разбудишь. А если и разбудишь, то с тем же успехом можно заниматься любовью с мумией.

– Прибавь-ка газу, Форсайт, – приказал он.

Через заднее стекло он видел фары зеленого «форда», принадлежащего секретной службе. Они следовали за ним тенью, куда бы он ни направлялся. Доббинс с самого начала был против этого, но поступил приказ самого президента, а такие приказы не принято обсуждать.

Так что пришлось примириться с их постоянными засадами и проверками, хотя из-за этого Доббинс чувствовал себя салагой. Он, черт, побери, прошел офицером три войны, и вот теперь кучка штатских будет его защищать.

Защищать! Ха! Хотел бы он встретить того сукина сына, который прикончил Ватсона и Ивса. Хотел бы он поглядеть в глаза этому засранцу, когда тот попытался бы напасть на него, генерала армии США, потому что при первой же попытке нападения тяжелый кулак Доббинса просто размозжит ему череп.

Лимузин въехал в Джорджтаун и поехал мимо роскошных особняков с закрытыми бассейнами и зимними садами; за ним неотступно следовал зеленый «форд».

– Никчемные гонцы, – пробормотал Доббинс.

– Что, дорогой? – переспросила миссис Доббинс, так быстро хлопая накладными ресницами, будто собиралась взлететь. – Ты знаешь, как я волнуюсь, когда ты перевозбуждаешься, Клайв. Я всегда говорила, что ты слишком много играешь в гольф.

– Хильда, но зимой не играют в гольф.

– Разве? – В ее голосе вновь прозвучало безграничное удивление. – Ну, значит, это работа. Ты слишком много работаешь. Все эти встречи, – с осуждением хмыкнула она.

– Я командующий сухопутными войсками, – мягко напомнил Доббинс.

– Но уже за полночь! Вряд ли русские поведут себя так неинтеллигентно, что нападут на нас до завтрака!

Доббинс вздохнул и отключился от монолога жены. Слава Богу, что Ронда ограничивается лишь непристойностями. Ему нравилось, когда женщины обходились без лишних слов. «Линкольн» уже подъехал к трехэтажному особняку, а Хильда все еще продолжала что-то говорить. Она едва обратила внимание, что он проводил ее в дом, – словесный поток ее никогда не иссякал. Он закрыл за ней дверь и направился к машине, а она все говорила и говорила.