— Тогда, может, лучше поговорить обо всем с отцом?

— Я не люблю обсуждать свои проблемы с отцом.

— А на чью помощь вы рассчитываете, Бобби?

— Наверное, только на вашу.

Доктор Лейн задумчиво кивнула.

— Вы кое-что должны знать, прежде чем мы пойдем дальше, — сказала она. — Я некоторым образом вовлечена в это дело. Я виделась с судьей Гэньоном.

— Что?!

— Он не мой пациент.

— Какого хрена? — Бобби сорвался с места и с яростью взглянул на нее, он просто поверить не мог. — Разве это не столкновение интересов? Как вы можете?.. Сначала вы общаетесь с человеком, у которого возникли проблемы, а потом даете консультацию тому, кто преследует его в судебном порядке…

Доктор Лейн вскинула руку:

— Я беседовала с судьей Гэньоном полгода назад. Я поговорила с ним полчаса, а потом порекомендовала ему своего коллегу — как мне показалось, он сможет ему помочь.

— Зачем он к вам приходил? О чем хотел узнать? — Бобби оперся на стол, стиснул челюсти. Он был зол как черт и знал, что все написано у него на лице.

Элизабет невозмутимо продолжала:

— Судья пришел ко мне, поскольку хотел знать мнение профессионала. С его позволения, я сообщу вам, о чем шла речь. Но предупреждаю, не уверена, будто это поможет.

— Говорите!

— Сядьте.

— Говорите!

— Мистер Додж, пожалуйста, сядьте.

Ее лицо оставалось спокойным. Бобби недовольно отошел от стола, вернулся на место, взял банку из-под колы и принялся ее крутить в руках. Сердце его бешено колотилось — страх, паника. Черт возьми, он устал чувствовать себя так, словно весь мир отдалился от него и он никогда больше не сумеет контролировать ситуацию.

— Судья Гэньон пришел ко мне по рекомендации своего коллеги. Он искал специфическую информацию касательно некоего психологического феномена. Возможно, вы об этом слышали. Синдром Мюнхгаузена.[1]