— Я был вынужден. — Он повысил голос и возбужденно заговорил: — Разве это плохо? Людям нужны полицейские, парни вроде меня, которые сидят на крышах с винтовками. Если бы не я, Кэтрин Гэньон и ее сын погибли бы. Или это не считается?

Элизабет промолчала.

— Люди ждут от нас всеведения. Но я ведь всего лишь человек, так? Я делаю все, что в моих силах. Меня вызвали. Я не помнил, кто такие Гэньоны, а даже если бы и помнил, то откуда мне знать о них и их семье? Я отреагировал на увиденное. А передо мной находился человек, который наводил пушку на жену и ребенка. Я не убийца, черт возьми. Мне пришлось его застрелить!

Элизабет по-прежнему молчала.

— А если бы я промешкал? Просто наблюдал и ничего не делал? Он убил бы свою жену. И сына. И это была бы моя вина. Ты стреляешь — и все хреново, не стреляешь — и опять-таки все не так. Как угадать? Черт подери, откуда мне было знать, что делать? Он целился в них из пистолета — в упор. А потом у него на лице появилось это выражение, я такое уже видел. Господи, я столько раз наблюдал нечто подобное, я устал от того, что другим людям причиняют боль! Вы не поверите…

Его голос оборвался, плечи вздрогнули, послышались глухие всхлипывания. Бобби отвернулся от нее, смущенный этой вспышкой, и крепко схватился за спинку стула в поисках опоры.

Элизабет не шевелилась. Она не подошла к нему, просто сидела на месте, позволяя Бобби выплакаться — зло и бурно. Он в этом нуждался. Маленький эмоциональный всплеск, запоздавший на тридцать шесть лет.

Он вытер лицо, торопливо провел по щекам тыльной стороной ладони.

— Я просто устал, — неловко сказал он, не то оправдываясь, не то извиняясь.

— Я знаю.

— Мне нужно немного поспать.

— Да.

— Завтра у меня трудный день.

Элизабет произнесла:

— Сейчас не самое лучшее время, чтобы принимать серьезные решения.

Он засмеялся:

— Думаете, судью Гэньона это волнует?

— А вы не можете выйти из игры, Бобби? Взять небольшую передышку?

— Только не в том случае, когда окружная прокуратура ведет официальное следствие. И кроме того, вокруг столько всего творится…

— Хорошо, Бобби. Сядьте. Есть еще один вопрос, который мы должны обсудить, прежде чем вы уйдете. Нам нужно поговорить — и начистоту — о Кэтрин Гэньон.