– Увидимся в участке.

Наскоро попрощавшись и обнявшись с Барт, которая укорила ее, что она никогда не звонит, Коломба велела одному из агентов отвезти ее домой. Всю дорогу, пока полицейский предпенсионного возраста высказывал опасения, что грянет третья мировая, она не отводила взгляд от окна, за которым пролетал смазанный город. Стоило прикрыть веки, и перед ее глазами снова появлялись искаженные лица отравленных пассажиров. Запах дезинфицирующего средства, исходящий от ее одежды, сменялся стоящим в вагоне зловонием крови и дерьма. А потом давним смрадом обгоревших трупов, разорванных взрывом С-4 в парижском ресторане, где чуть не лишилась жизни и она сама. Тот день она называла только Катастрофой.

Коломба снова видела, как ударная волна настигает пожилую женщину, ее разлетающиеся кости вонзаются в соседей по столику, а в разбитое окно вылетает горящее тело молодого человека, который вместе с женой отмечал годовщину свадьбы. В какой-то момент Коломба задремала, а когда проснулась, в ушах еще звенел собственный крик. В горле неприятно першило, как бывает, когда перенапряжешь голос. Похоже, она и правда кричала во сне, потому что водитель немного испуганно косился на нее краем глаза.

Она вошла в дом, перед глазами все плыло. Ее двухкомнатная квартира, обставленная мебелью из «ИКЕА» и с блошиных рынков, находилась в старом палаццо на набережной Лунготевере, недалеко от Ватикана. Хотя Коломба жила здесь уже четвертый год, берлога до сих пор выглядела безликой и необжитой. Единственным уютным уголком было обитое красной кожей кресло в гостиной, окруженное стопками потрепанных книг, которые она мешками закупала на книжных развалах, чередуя классику в мягких обложках с бульварными романами забытых писателей. Коломбе нравились разнообразие и неожиданные сюжетные повороты, а книги стоили так дешево, что любое чтиво, показавшееся ей скучным, она могла без зазрения совести выбросить, прочтя всего несколько страниц. В настоящий момент она медленно продиралась сквозь «Милого друга» Мопассана – такого зачитанного, что иногда бумага рвалась прямо под ее пальцами.

Она встала под душ, а когда обсыхала, завернувшись в халат-кимоно, ей позвонил Энрико Малатеста. Этот финансист был женихом Коломбы, пока она не попала в больницу после парижского взрыва, мучаясь приступами паники и чувством вины. Тогда-то он и сделал ноги, а снова объявился в ее жизни всего пару месяцев назад. Якобы нашел в ящике стола старую фотографию – ну прямо как в песенке «Претендерс».

Энрико утверждал, что соскучился, но, по всей вероятности, у него просто-напросто не складывалось с личной жизнью. У Коломбы язык не поворачивался послать его куда подальше. Когда-то она к нему испытывала привязанность, да и трахался он отлично. Это вечно мешало ей бросить трубку.

– Я слышал о теракте, – сказал Энрико. Судя по шуму на заднем плане, он был уже в парке – скорее всего, на вилле Памфили. Ему нравилось выбираться на пробежку ранним утром. Бегать любили они оба. – В Интернете пишут, что ты там была.

– Значит, так и есть.

– Да ладно тебе! Была или нет?

Выйдя из ванной, Коломба села на край кровати, которая притягивала ее как магнит.

– Была.

– Я думал, молния не бьет в одно место дважды.

– Очень тактично… Как бы там ни было, это не так. На такой работе, как у меня, люди превращаются в громоотводы.

«Особенно некоторые», – добавила она про себя.

– Как это было?

– Жаждешь горяченьких подробностей?

– Ты ведь знаешь, я всегда их любил, – весело отозвался Энрико.

«На что это ты намекаешь? – мысленно спросила Коломба тоном, который больше подошел бы ее матери. – Что ты имеешь в виду?»

– Нет никаких подробностей, – отрезала она. – Страшные смерти, вот и все.

– Говорят, кто-то взял на себя ответственность за теракт.