Тот закрыл голову пухлыми руками, пытаясь увернуться от сыпавшегося на него канцелярского града. Исчерпав свои карандаши, Таня схватила Машины. Аудитория снова заколыхалась от смеха.

— Тишина! — грозно рявкнул преподаватель.

Маша боязливо покосилась на Даниила, неподвижный парень всё ещё смотрел в окно. Лежащий перед ним лист был абсолютно чист. Маша представила, как запускает пальцы в чёрные пряди, вдыхает запах его тела, как Даня проводит пальцем по её влажным губам, и судорожно вдохнула, непроизвольно сжав колени. Скорее бы вечер!

Свет факела вырывал из дрожащей темноты тёмные молчаливые фигуры в широких серых балахонах, разбрасывал оранжевые блики на стеклянной поверхности пузатых бутылей. Живое пламя зло шипело и плевалось, заполняя едким дымом небольшое помещение кладовой Академии.

— Ведите жертву! — зычно гаркнул один из присутствующих.

Парочка фигур метнулась к двери, втаскивая длинного сопротивляющегося парня. Из-под кляпа вырывалось невнятное мычание, руки крепко связаны за спиной, расширенные глаза в свете факела блестели, словно чёрные бусины. Даню протащили в середину комнаты и поставили в нарисованный мелом круг. Громко лязгнул металл. Фигуры отступили за белую линию, пропуская невысокую фигуру в алом балахоне, в руках которой сверкали лезвиями два острых меча. Тело Даниила крупно задрожало, мычание стихло. Он ждал.

Красный обошёл его, нарочно лязгая оружием. Даня ощутил, как холод коснулся его запястий, кожу на голове стянуло от страха, но незнакомец лишь разрезал верёвки, удерживающие его руки. Даниил тут же вытащил кляп изо рта, собираясь что-то сказать, но тут одна из серых фигур, маленькая и тонкая, метнулась к нему и прижала к его разгорячённым губам холодную ладошку. До его слуха донёсся лёгкий шёпот:

— Ночью я стану твоей…

Даня вздрогнул всем телом и замер. Его тут же окружили семь серых фигур, оттеснив узнанную им Машу. Парень распрямил плечи и смело взглянул на алого. Чтобы сейчас ни произошло, он всё выдержит. Ради неё.

Незнакомец поднял вверх скрещенные мечи и прокричал:

— Во имя луны!

Даня с изумлением уставился на месяц, сияющим серпом зависший над остриями. В руках каждого из окруживших его серых фигур возник блестящий в свете луны сосуд.

— Коснись каждого зелья, жертва! — проговорил алый, не опуская мечей. — Поворачивайся через правое плечо и повторяй за мной слово в слово! Колавироп…

— Колавироп, — нараспев проговорил Даня, окуная указательный палец в алую жидкость первого сосуда.

— Дущукер, — подсказал алый, когда Даня коснулся оранжевого зелья.

Парень послушно повторял чудные слова, произнося их как можно медленней. Он почти пел, полностью сосредоточившись на звуках. Сердце колотилось, как сумасшедшее, губы предательски дрожали. Даня старался держать в голове воздушный образ красавицы Марии, не давая недугу, поразившему его ещё в раннем детстве, испортить этот вечер.

Каждый раз, когда он окунал палец в цветное зелье, кожа его начинала немного светиться. Но когда он поворачивался к следующему сосуду, свет испарялся. Напряжение сковало его плечи, горло саднило, скулы сводило от постоянного контроля. И вот последний сосуд, в котором мерцала ночным небом тёмно-фиолетовая жидкость. Даня выдохнул с некоторым облегчением.

— Нагокупегош! — истерично крикнул алый, мечи противно заскрежетали над его головой.

̶ Нагокуп-п-п…

Спина Дани покрылась липким потом, недуг схватил его за горло, вырвавшись из-под контроля в самый последний момент. Парень заикался, он никак не мог выговорить последний слог. Свечение на его пальце разгоралось всё ярче и ярче. И вот уже фиолетовое пламя затмило тусклый свет факела, выхватив из темноты над алым старую лампу в виде полумесяца.