— Перри? — услышала я голос мамы из гостиной.

Я повернулась налево и увидела ее и отца в отдельных креслах. Они словно собирались проводить собеседование. В свете комнаты было заметно, что отец сердится. Он втянул щеки, так он делал, когда сдерживал вулкан слов внутри. За очками его глаза смотрели на маму, а не на меня.

Мама почти не выражала эмоций, кроме тревожных морщин, что всегда были на ее лбу. Мне все это не нравилось.

Я услышала сзади шум, обернулась и увидела Аду, неловко стоящую на ступеньках, со страхом глядящую на меня. Ее глаза были красными, словно она плакала, а макияж размазался сильнее обычного, что о многом говорило.

— Вернись в комнату, Ада, — сказал с нажимом папа, не глядя на нее.

Ада взглянула на меня, и я почти слышала ее голос: «Я же говорила тебе не приходить». Она взбежала по лестнице, а я осталась одна и очень напуганная.

— Я звонил тебе, Перри, — натянуто сказал отец.

— Ох, знаю. Я перезвонила, но ты не ответил.

— Я хотел узнать, проведем ли мы обед вместе, я как раз собирался в город.

— О, прости, — пролепетала я. Сердце колотилось все громче. Я не просто пропустила обед с папой. Я знала, что дела обстоят еще хуже.

— И я решил удивить тебя и остановился у твоего офиса, — сказал он и, словно лазером, пронзил меня взглядом.

Мое сердце точно остановилось. Оно будто выпало из моей груди на пол вместе с легкими и нервами. Этого я и боялась. Он знал. Они знали. Мне крышка.

Я не могла ничего сказать. А что сказать? Комната кружилась.

Он продолжал:

— Знаешь, что я увидел у тебя в офисе? Странную секретаршу. И когда я спросил ее, могу ли поговорить с тобой, мне сказали, что ты больше не работаешь там. И я немного расстроился.

О, боги. Я представила, как отец врывается в офис и пристает ко всем с вопросами, как порой делала и я.

— И тогда твоя начальница — прости, бывшая начальница — вышла и объяснила мне, что случилось. Она сказала, что им пришлось тебя уволить. Ты получила повышение и потребовала, чтобы тебе позволили работать в отдельные дни.

Отец продолжал, и ему становилось все сложнее удерживать голос под контролем. Я перестала слушать. Его голос дрожал в моих ушах, не проникая в голову. Я посмотрела на маму, но не могла прочитать выражение ее лица. Я знала, что она тоже разочарована. И это было даже преуменьшением.

— Ты меня слушаешь? — закричал отец и поднялся, возвысившись передо мной. И мне пришлось слушать. — Ты хоть понимаешь, как, черт возьми, было унизительно понять, что тебя уволили?

Я скривилась и отпрянула на шаг. Папа был набожным и никогда не ругался. Я не помнила, когда в последний раз видела его таким злым. Может, в старшей школе, когда я ввязалась в тот «случай».