Я сосредоточивался как мог, но все равно половина его речи пролетала мимо ушей. Мало того, что он говорил приглушенно, так еще и на замороченном диалекте, который обычно слышишь только в театре кабуки. Мы шли по холлу, и я подумал, что, наверное, уже уснул. Вижу сон, уже черт знает как давно, и в любой момент проснусь, окажусь снова в Кливленде — в своем кабинете, развалившись на стуле, закинув ноги в остроносых ботинках на стол, а сквозь шторы будет сочиться вечернее солнце.
— Два века изоляции… адмирал Перри,[20] американец, как и вы… Токийский залив в 1853-м… двенадцать черных кораблей… в американских школах?
Если я и вправду считаю, что утопленница — Миюки Накодо, за каким хреном я здесь, на полуночной экскурсии по стремному отелю? Разве не надо попробовать достучаться до господина Накодо? Но он не дал ни визитки, ни телефонного номера, ни адреса электронной почты, ничего. Мне до него не добраться, разве что перелезть через бетонную стену и вломиться к нему в дом. И вообще, если он еще не знает плохих новостей, мне не улыбалось оказаться тем, кто вывалит их ему на голову. Сомневаюсь, что он такой человек, кто спокойно воспримет смерть дочери, и мне неохота знакомиться с таким человеком.
— Господин Чака?
— А?
— Я спрашивал, рассказывали вам в американских школах об адмирале Перри и его двенадцати черных пароходах?
— Ну, в колледже меня заставили прочесть «Гека Финна».
Он склонил голову точно под углом норд-норд-вест, как и многие мои японские знакомцы, когда решают, насколько же я на самом деле туп. Мы прошли полный круг и снова торчали перед лифтом.
— Отлично, — пробурчал Морж, так и не придя к решению. Он ткнул в кнопку, и лифт открылся. — На этом кончается вторая часть нашего тура. Если вы будете любезны войти в лифт, мы приступим к третьей части. Все на борт.
Части третья, четвертая и пятая оказались практически одинаковыми. Мы останавливались на каждом этаже по пути вниз и слонялись по коридорам, а Морж бормотал свою лекцию по истории японского мореплавания. Из тех отрывков, в которые я врубился, я узнал факты до того бесполезные, что они наверняка застрянут у меня в башке навсегда. Однажды я окажусь на смертном ложе и стану грузить медсестер в хосписе всяким фуфлом про Цусимскую битву, про то, что японские подлодки называли в честь китов, а эсминцы второго класса — в честь деревьев. Если и от этого сестрички не забьются в экстазе, я всегда смогу процитировать статистику патинко из «Как поймать удачу?».
Сдается мне, к самой гостинице тур не имел никакого отношения. С тем же успехом мы могли бы ползти по тропе Готэмба на горе Фудзи или бродить по пивоваренному заводу в Саппоро. Если бы отель торчал в «Морском парке „Одайба“», как изначально планировалось, из этой морской лекции вышло бы чуть больше толку. Но вот уже пятнадцать с лишним лет отель стоит на приколе вдали от моря. За это время он мог уже и корни пустить.
В конце концов мы добрались до подвала. Тут было довольно простенько, по сравнению с другими этажами. Никаких вам пластмассовых рыбок и поддельных водорослей. Только зелено-синий ковер и сине-зеленые стены. Морж не переставал бормотать, но я почуял, что, пожалуй, тур наконец-то заканчивается.
— После Тихоокеанской войны… мы слушаем голоса с моря… потеряны под килем, на глубине девять саженей… переход к миру… конституцией японскому флоту запрещается… однако тридцать шесть процентов промышленных транспортных судов, производящихся в мире… Япония по-прежнему нация любителей рыбы, рыбаков, поклонников аква культуры…
Он все говорил, а мы прошли мимо ниши, где притулился автомат, продающий пиво «Кирин», свернули за угол и остановились посреди коридора. В конце холла на двери висела картина в раме. Старая, поблекшая ксилография женщины с
— Господин Чака, на этом наш скромный тур заканчивается, — сказал он, вдруг прибавив громкость. — Я искренне надеюсь, что он был для вас познавательным и приятным. Если у вас есть вопросы о том, что я рассказал, или о самом отеле «Лазурный», буду счастлив ответить на них сейчас же.
— Что это за картинка там висит?
— Картинка? — удивился Морж. Глянул через плечо, потом снова повернулся ко мне. — Ах, эта картинка. Это Бэнтэн. Одна из
— Не против, если я поближе взгляну?
Морж дернул усами из стороны в сторону, но промолчал. Не знаю, с чего вдруг меня заинтриговала эта картинка, но чуяло мое сердце, что адмирал Хидэки, он же Морж, не хотел, чтоб я ее увидел. Ясное дело, от этого мое любопытство только разгорелось. Обогнув Моржа, я бесшумно зашагал по ковру через холл.
Гравюра оказалась маленькой, не больше квадратного фута. Богиню Бэнтэн изобразили с загадочной миной, какие нередко видишь на японских портретах. В ее чертах сквозило веселье, как будто она знает про вас какой-то секрет, но никому не расскажет. У ног ее покоилась черная деревянная шкатулка, которую сторожили белые змеи, а на заднем плане виднелся пруд, заросший лотосами. Морж встал рядом со мной и откашлялся.