— Мхм, надо же, что-то из твоей клятвы уже осуществилось: мы на необитаемом острове, ты единственная женщина на нем, я единственный мужчина. Грег не в счет, он уже стар, у него семья, дети, внуки, и он обожает свою жену. А искать нас могут годами. Так что, получается, я — единственный мужчина на всем белом свете для тебя.

— Остров — еще не весь белый свет. И Шон найдет меня, не сомневайся!

— Ах, да Шон, как я мог забыть об это денежном мешке. Скажи Мия, неужели из-за его состояния? Ты ведь не любишь его, я же вижу.

— Какая тебе разница, кого я люблю! И даже если мы годами будем лежать на этом острове, из вас двоих я предпочту Грега!

Пока я выплескивала на него всю свою ненависть, не заметила, как он вынес меня на каменистый берег пруда.

Гладкие от многовекового воздействия проливных дождей глыбы превратились в мрамор, на котором можно лежать бесконечно. Только сейчас почувствовала их приятную, как шелк, поверхность. А ласковые лучи солнца сразу же начали сушить мокрое тело, заставляя непроизвольно растянуться на этих камнях.

— Ты очень красивая, Мия, — Алекс навис надо мной и таким же восхищенным взглядом, как тогда в гостинице, начал покрывать мое тело, «мучая» его легкими касаниями пальцев. — У тебя шикарное тело, — шепчет от услады глаз.

Можно смело сказать, что я голая — треугольник стрингов еле покрывает бугорок Венеры, а прозрачный топ, сквозь который все еще торчат напрягшиеся соски, не скрывает саму грудь. От его касаний не только напряглись соски, но и высохшие стринги вновь намокли. Только Алексу знать об этом не обязательно. И вообще, лучше вернуться к взаимной ненависти.

— Как думаешь, Грегу понравится оно? — спрашиваю, словно близкую подругу, повернувшись на бок, и закинув руку под голову, — Мое тело.

— Твоя одежда высохла! — сменил блаженную маску на вредную и кинул мне вещи прямо в лицо.

Оказывается, он еще и одежду мою успел разложить на камнях.

— Надевай! — шипит злобно, видя, как я откидываю их в сторону.

— А то что? — встала я в позу.

— Трахну! Жестко и грязно! — сказал тоже жестко и сердито.

— Не имеешь право! — а я не из пугливых.

— Я тебе в любви признался, значит имею, — логично, ничего не скажешь.

— Знаю, я твои признания в любви. Я, наверное, не единственная, кому ты с утра в любви признавался, а вечером сбегал.

— Ошибаешься! Ты — единственная кому я любви признавался. Миссис Корниш не в счет, мне было тогда девять, а ей сорок пять. И от кого ушел со стоячим членом, нытье которого заставляло мозг плавиться.

— Ах, какая жалость! Член ныл! И Грета, как назло, не смогла помочь, — злорадствую от души.

— Почему не смогла. Смогла, — усмехается гад.