Из груди вырвался крик отчаяния и ярости.

В ответ – ни звука.

Я стоял в одиночестве. Я снова закричал.

Не знаю, как мне удалось сдвинуться с места. Но я снова погрузился в море и бешено заколотил своими замерзшими конечностями по воде. Сердце выскакивало из груди, в голове бушевало пламя. Я плыл так быстро, как только мог, ярость спасала меня от холода. Плыть становилось все труднее и труднее. Я опустил голову под воду, открыл глаза, отчаянно пытаясь отыскать Мерри в глубине. Наконец увидел еле уловимую тень и ореол темных волос.

Я поплыл туда, нашел ее, подхватил. Казалось, моя жена налилась тяжелым свинцом и весила как тысяча здоровых мужиков. Я больше не чувствовал холода. Понимал, что это было плохим знаком – предвестником скорой смерти. Подхватив Мерри рукой, я тянул ее тяжелое тело. В то же время изо всех сил пытался удерживаться на поверхности, неистово двигая ногами и свободной рукой. Мне с огромным трудом удавалось плыть против течения. Я орал в пустоту. Наконец показались скалы, где земля встречается с морем. Там все еще лежала раскиданная нами одежда, напоминая остатки кораблекрушения.

Мерри в моих руках тянула нас вниз, глубоко под воду. «Давайте, опускайтесь. Я знаю отличное местечко для вас», – пела русалка.

Да, смерть слишком заманчива, слишком легкая. Захотелось отказаться от дальнейшей борьбы за выживание и отдаться воле божьей. Да, я преклоняю перед ней колена и уже готов смириться со своей судьбой.

Вода умоляла выпустить ношу из рук, конечности болели, отказываясь сопротивляться. Хотелось просто остановиться, утонуть, позволив воде забрать нас. И пусть все закончится.

– Нет! – закричал я, продолжая тянуть Мерри и плыть, несмотря на сковывающий меня холод. В конце концов я встал по пояс в воде и потащился к берегу, ощущая себя каким-то первобытным человеком, вышедшим из моря. «Видишь, у тебя есть ноги и легкие, сейчас ты стал настоящим человеком, родившимся заново». Ледяной воздух кусал и жег огнем холодную мокрую кожу.

С трудом переставляя ноги, я буквально волочил ее на себе. Наконец добрался до скалы и рухнул. Мерри лежала возле меня. Казалось, кровь покинула ее тело. Она была холодна как смерть. Или еще холоднее. Хотя земля была сухая, я понимал, что ее тепла недостаточно, чтобы согреть нас. Обезумев, я закатил Мерри на себя. Наши голые тела тесно прижались друг к другу в стремлении получить тепло и возвратиться к жизни.

Я втягивал воздух и вдувал в ее легкие, обнимал ее, пытаясь охватить всю целиком. Ее глаза были открыты. Она не успела утонуть, просто окоченела от холода и стала похожа на ледяную деву.

– Растирайся, – приказал я ей, массируя ее руками, дыша на нее, согревая ее собой, стараясь вдохнуть жизнь в ее неподвижное тело.

Она очень медленно приподняла руки и положила их на меня. Я ощутил ее дыхание на своей шее, сначала еле уловимое и чуть теплое, а потом глубокое и жаркое. Сверху в меня впивались ее острые кости, а снизу – холодные, грубые и безжалостные камни. Я стал растирать ее спину и бедра, прижимал к себе ее хрупкое и субтильное тело, которое, как мне всегда казалось, могло растаять, как сахарная вата. Своим дыханием я согревал ее миниатюрное посиневшее лицо, ее щеки, онемевшие губы. Я чувствовал каждую клеточку ее тела, лежавшего на мне, слышал стук ее сердца, который отдавался в моем собственном.

– Мерри, – окликнул я ее. – Мерри, ты в безопасности. Я тебя держу.

Вот и все, правда выплыла наружу. Голая и беспощадная. Нам больше нечего скрывать.

Вот она, истина. Мы лежим, обнаженные и холодные, и больше ничего не можем скрыть друг от друга.

Да, больше никогда между нами не будет никакой лжи.

Мы прижимались друг к другу на скалах, пока не ощутили тепло крови, струившейся по нашим венам, два уродливых обездоленных существа, выброшенных волной на берег.

Мерри. Моя жена.

Мать моего ребенка.