— Но не исключено?

— Поймите, молодой человек, для того, чтобы поставить точный диагноз, нужно время.

— У нас его вот-вот заберут. Остался час, может два.

— Речь не о часах, — покачал головой Николай Игоревич. — Требуются недели, а иногда даже месяцы или годы. За один день ничего не успеть, это долгий процесс.

— Но вы же сделали для себя выводы? — послышался у меня над ухом голос Руслана. По коже пробежали мурашки, несмотря на то, что спиной я ощутила исходящее от его тела тепло.

— Для себя, естественно, сделал, — улыбнулся ему старик.

— Да все мы сделали, — усмехнулся Олег Дмитриевич, потирая лысый затылок. — Такое увидишь, не только выводы, еще чего-нибудь под себя сделаешь.

— И это ерунда по сравнению с теми перевоплощениями, которые происходили с ним в моей квартире, — заметила я. — Причем большая часть из них была ему не на руку.

— Ничего удивительного, — кивнул старик. — Диссоциация — всего лишь защитный механизм. В момент экстремального психологического напряжения пациент начинает воспринимать происходящее так, будто это переживает кто-то другой. Другая личность, живущая в его теле, если хотите. Редко кому удается контролировать так называемые «переключения». Отсюда и его странное поведение, порой противоречащее собственным интересам.

— Слушайте, я тоже много раз был в состоянии… Как вы это называете, «экстремального психологического напряжения», — сказал Илья, и я знала, что он не преувеличивает. Однажды я сама видела, как после удара электрошокером Илья впал в приступ паники. И причина была не в том, что я слишком сильно зарядила агрегат, а в раке крови, который он переборол в подростковом возрасте, и в страхе боли, оставшемся с ним навсегда. — Так вот, никакие другие личности не приходили. Сознание я, конечно, иногда терял, но на этом все.

Судя по удивленному взгляду Олега Дмитриевича, коллеги были не в курсе жизненных перипетий новичка.

— Обычно такие личности формируются еще в детстве, — заметил Николай Игоревич, — под воздействием насилия, чаще всего сексуального. Причем спрашивать Алексея о пережитом им стрессе скорее всего бесполезно, потому что другая личность наверняка защитила его от негативных переживаний, а значит, он вряд ли будет о них помнить.

— А эта другая личность может помнить? — снова раздался голос у меня за спиной и по телу прокатилась новая волна мурашек.

— Полагаю, что да.

— Значит, она должна помнить и момент убийства! — догадалась, к чему клонит Руслан, я.

— Точно! — хлопнул в ладоши Олег Дмитриевич. — А как бы нам эту вторую личность допросить?

— Сложно сказать, что является стимулом для переключения, — потер подбородок психиатр.

— Я только заметила, что Леша каждый раз возвращался, когда его звали по имени.

— Предлагаешь подождать, пока он снова сам переключится, а потом обезличено к нему обращаться? — спросил Илья.

— Тот, чье имя нельзя называть, — прыснул со смеху Олег Дмитриевич, но, когда никто больше не рассмеялся, добавил: — А если его мамаша раньше нагрянет?