Старательно скрывая слезы, Кори сказал:
— Я знаю, она хочет получить эту работу, но если мы переедем, я не смогу часто видеться с папой.
Итак, умом он понимал, что означает новая работа для карьеры его матери, но его чувства протестовали: он надеялся, что мать отклонит предложение, чтобы не разлучать его с отцом.
— Как ты сам считаешь, что она должна сделать? — спросила Сьюзен.
Кори на секунду задумался.
— Я думаю, мама должна принять предложение. Было бы несправедливо лишать ее такой возможности.
«Какой хороший мальчик!» — восхитилась Сьюзен. Теперь ее задача состоит в том, чтобы помочь ему увидеть грядущие перемены в положительном свете.
Эстер Фостер, шестидесятипятилетняя женщина, собирающаяся на пенсию, пришла ровно в два часа дня. Ее бледное лицо заметно осунулось.
— Через две недели будет прощальная вечеринка, что на самом деле означает: «Собери свои манатки, Эсси, и очисти помещение».
Ее лицо сморщилось, на глазах выступили слезы.
— Я отдала работе всю свою жизнь, доктор Чандлер, — сказала она. — Недавно я столкнулась на улице с человеком, за которого могла когда-то выйти замуж. Он теперь процветает. Женат и очень счастлив.
— Вы жалеете, что не вышли за него? — тихо спросила Сьюзен.
— Да, жалею!
Сьюзен внимательно заглянула в глаза Эстер Фостер. Через секунду губы пожилой женщины дрогнули в легкой улыбке.
— В молодости он был страшным занудой и с тех пор не слишком изменился, доктор Чандлер, — призналась она. — Но, по крайней мере, я не была бы одинока.
— Давайте определим, что значит «быть одинокой», — предложила Сьюзен.
Когда Эстер Фостер ушла без десяти три, в кабинете появилась Дженет с контейнером куриного супа и пакетиком крекеров. Она сообщила, что в приемной ждут мать Регины Клаузен и ее адвокат Дуглас Лейтон.
— Проведите их в комнату для совещаний, — распорядилась Сьюзен. — Я их там приму.
Мать Регины Клаузен выглядела в точности так же, как три года назад, когда Сьюзен мельком увидела ее в кабинете прокурора округа Уэстчестер. Ее черный костюм, должно быть, стоил целое состояние, седые волосы были безупречно уложены, точеные запястья и лодыжки, аристократически-сдержанные манеры говорили о поколениях благородных предков.
Адвокат, столь резко говоривший со Сьюзен по телефону этим утром, теперь почти стелился ковром: